Его злость на Бельведер-колледж перетекла в нечто другое – не гордость и не стыд, но смутное собственническое чувство, чувство ответственности, чувство долга. Он больше не презирал мистера Барбура и его тщетные попытки внушить воспитанникам гордость за колледж – это был его единственный путь, правильный путь, и внезапно Дик понял, что за этим кроется терпеливое благородство.

Не может ли он, Дик, что-нибудь предпринять, чтобы несуществующее величие Бельведер-колледжа стало прекрасной реальностью? Именно ученики прославляют школу и создают ее традиции.

Смутные воспоминания о прочитанном когда-то нахлынули одно за другим; толкаясь и вытесняя друг друга, они складывались в ясные образы и вдохновляли его. Известный юрист начинал в маленькой ювелирной лавке своего отца, знаменитый врач – в лачуге поденщика, а члены кабинета министров когда-то были машинистами и рабочими на заводах. Обрывки заметок, которые он видел в газетах, ожили – быть не может, что в то время они ничего для него не значили!

Теперь на горизонте виднелась только пароходная труба да вялая струйка дыма. Он долго стоял и глядел на нее.

Главное – не спешить и не натворить глупостей: он не будет гнушаться своей работой и выполнять ее спустя рукава – он будет стараться до тех пор, пока не сможет уйти из “Мэйплторпс”.

“Карьера для юношей” – как же так, он сотни раз проходил мимо витрины книжного магазина, и ему никогда не хотелось зайти и взять эту книгу?

Он купит ее, как только вернется домой, спокойно изучит и выберет себе дорогу. Он поставит у себя в комнате стол, чтобы работать зимними вечерами, а летом вытащит книги на улицу и будет читать под деревьями на площадке для игр. У него уже руки чесались поскорее разрезать белые страницы.

Ему семнадцать – впереди еще много-много лет! Когда-нибудь он отправится в Бельведер-колледж на вручение наград или на открытие нового корпуса, который он подарит школе, и расскажет, что учился из рук вон плохо. Все успешные люди так делают.

Он будет приезжать по субботам, когда сможет вовремя уйти с работы, и воодушевлять ребят… Как этот отпуск много для него сделал! Прояснил его мысли и указал дорогу. Впереди еще десять прекрасных дней, и каждый день он будет набираться сил, чтобы взяться за дело, как только вернется домой. “Мэйплторпс” больше не нависал над ним зловещей черной тучей.

Теперь он знал, что ничтожность Бельведер-колледжа и заурядность “Мэйплторпс” – все то, из-за чего прошлая зима была такой мрачной и тоскливой, – на самом деле указывали ему путь к успеху. Более престижная школа и более привлекательная работа могли бы пробудить в нем самодовольство, и тогда он уже ничего бы не достиг. Все это было задумано специально, чтобы испытать его, и он победил.

Пора возвращаться к чаю. Он повернулся и со вздохом сожаления посмотрел на дома Богнора вдалеке. Он никогда не забудет этот тихий берег и все, чем обязан этому месту.

По пути он снова встретил маленькую компанию, которая проходила мимо, когда он отдыхал под разрушенной оградой. Поравнявшись с ним, оба молодых человека дружелюбно улыбнулись. Дик улыбнулся в ответ – и ускорил шаг, чтобы не опоздать к чаю.

– Вы не поверите, – сказал мистер Стивенс, отрезая себе еще один кусок хлеба. – Я, прошел, наверное, пару миль и не встретил ни души – даже ни одного дома не видел. А еще говорят, что в Англии полно народу! Он потянулся за вареньем и плюхнул целую ложку на край тарелки.

Миссис Стивенс была вполне готова поверить – она верила всему, что говорил ее муж, – но представить себе такое не могла. Она была не в силах вообразить, где это можно повернуться кругом и не увидеть ни людей, ни хотя бы жилья. Окажись она в подобном месте, она бы точно закричала от страха, но муж восхищал ее тем, как отважно он погружался в такие пугающие бездны.

– Наверняка это было чудесно. Ты не устал?

– Готов поспорить, что завтра ноги будут как деревянные.

– А обед был хороший?

– Просто хлеб с сыром и пиво – все свежее, вкусное, и порция большая.

– Да ты неплохо загорел! – сказала Мэри.

Он загорел, и еще как – он видел свое лицо в зеркале над камином, когда садился за стол, и оно выглядело так, будто из воротника его рубашки для крикета торчал омар.

– Намажь нос моим кольдкремом, – посоветовала Мэри, и все засмеялись – не потому, что это было ужасно смешно, а потому, что за чаем у всех было необычайно хорошее настроение.

Такое веселое оживление царило за столом впервые с момента приезда – а вызвано оно было тем, что каждый провел день по-своему. Миссис Стивенс начала с любопытного случая, который произошел с ней утром. Она заказала полфунта печенья пти-бер и совершенно точно видела, как продавец взвесил его и положил в пакет. Но дома, открыв пакет, она обнаружила, что в нем курага.

– Ума не приложу, как так вышло! – воскликнула она. – Видимо, он положил мой пакет рядом с другим и отвлекся, когда выписывал чек. А потом дал мне чужой пакет. Когда я понесла его обратно, тот самый продавец ушел на обед, но обменять курагу на печенье они согласились, хоть меня там и не знают.

– Наверняка это проделки фокусника, – сказал Дик. – Интересно, к кому попало печенье?

Мэри рассказала, как им с утра пригодилась “Кадди”, обрисовав их первое купание так заманчиво, что мистеру Стивенсу захотелось быстренько окунуться перед ужином. Эрни сообщил, что нашел себе друга – рыжеволосого мальчика в зеленой шапочке, а Дик описал красивый берег за Олдвиком и свою прекрасную прогулку. Это был в высшей степени удачный день.

– Ну и аппетит здесь разыгрывается, – заявил мистер Стивенс, доедая третий кусок хлеба с вареньем. – На работе мне и печенья с чашкой чая хватает.

Он прикинул по карте, что прошел пешком почти пятнадцать миль, потому что добрался до остановки раньше времени и прошагал еще по крайней мере милю, прежде чем автобус его догнал.

Когда чаепитие подходило к концу, миссис Стивенс принялась убеждать мужа не купаться перед ужином: когда устаешь, пользы от этого никакой, да и замерзнуть легко. Мистер Стивенс поначалу отмахнулся, но втайне был рад и уступил сразу же, как только появилась возможность это сделать, не уронив достоинства. Конечно, было бы скучно идти одному, когда все остальные уже искупались, так что вместо этого он поднялся в свою комнату, снял тяжелые прогулочные ботинки и несколько минут посидел на краю ванны, болтая ногами в теплой воде. Потом надел тонкие носки и парусиновые туфли и спустился вниз бодрым и полным сил. Обернувшись на лестничной площадке, он успел заметить мисс Кеннеди Армстронг – точнее, только ее спину и тонкие бледные пальцы, закрывающие дверь. Жаль, что она такая замкнутая и застенчивая.

После такого напряженного дня все единодушно согласились прогуляться и послушать оркестр. Они решили заплатить, чтобы занять места на площадке перед эстрадой, потому что, хотя с террасы “Кадди” все было хорошо слышно, они не могли наблюдать за музыкантами, а чтобы по-настоящему насладиться игрой, оркестр все-таки надо видеть.