Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Протянул мне пирожок — и я благодарно вгрызлась в сдобу, чуя, как пышное тесто и творожная с изюмом начинка утешают мои тревоги.
Да и то верно: менять я бы всё равно ничего не стала, даже если бы и предложил кто — так и чего себя поедом есть? Даст Ведающий Тропы — обойдется всё.
А если и не обойдется… Тогда за свою вину и отвечу.
— Танис, скажи: там, возле омута — в чём была наша ошибка? — спросил вдруг Илиан, когда стены Бирна уже открылись взору.
— Я не сумела определить, что чудовищ больше одного?.. — попыталась угада
— Нет.
— Ты не заметил ее приближения и пропустил удар?
— Нет.
— ...Тогда я не знаю, в чём мы ошиблись.
— Ни в чём. Мы всё делали правильно. Пожалуйста, не забывай об этом. Даже если ты всё делаешь по правилам - это не дает тебе гарантий безопасности. Противник всегда способен преподнести сюрприз.
— Жалко их, — призналась я, неожиданно даже и для самой себя. — Их приучили жить, как люди. А они не люди.
Напарник не поднял меня на смех. Наоборот, его внимательный взгляд будто попытался высверлить во мне дыру и посмотреть, что у меня в голове.
— Думаешь, не справятся? — усмехнулся он криво, углом рта.
— Может, и справятся, — честно призналась я, что думаю. — Если поймут и признают, что они — не люди.
Замок Бирн встретил нас так же, как и в первый раз — разве что стражники на воротах за это время сменились, да в главном зале добавилось зажженных магических светильников: пока мы разбирались, что там произошло с почтенным (малопочтенным) Торном Зербусом, успел подкрасться вечер.
Илиан, подозвав вышколенного слугу приказал, чтобы ужин нам подали в комнаты, и я вздохнула было с облегчением: видеться с его прекрасным семейством у меня не было никакого желания. Но оказалось, рано я обрадовалась: на вершине лестницы нас ждали.
Хелайос был настолько похож на Илиана, что я и в темноте не усомнилась бы, что они братья.
И отличался от него настолько, что я не перепутала бы их и в темноте.
Хоть и не смогла бы сказать, в чем же эти различия: оба брата были золотоволосы, стройны, широки в плечах — Илиан разве что самую малость выше. Но не настолько, чтобы это стало разительным отличием. Обоих отличала выправка и славная мужская стать: Хелайос, хоть и не жил с меча, владением оружием явно не пренебрегал.
И только когда взгляд младшего скользнул по мне, я поняла, что больше всего разнит братьев: выражения лиц.
И Солнышково мне нравилось больше. Он, по крайней мере, никогда не смотрел на меня так, словно не отличал от стены. Будто я ровное место.
Когда же взгляд Хелайоса вернулся к Илиану, в нем замерла морозная стужа.
— Нам надо поговорить.
Солнышко кивнул. Лицо у него сделалось такое… вроде бы и равнодушное, но если бы он так глядел на меня, я бы подобралась и насторожилась.
Сыновья графа Бирнского ушли, а я осталась стоять на лестнице.
Задумчиво постучала по перилам пальцами.
Судя по виду напарника, сторожить, не придется ли его от брата спасать, не нужно..
Ну, а раз так, то что мне мешает со спокойной совестью просто пойти и подслушать?
Так что от лестницы я свернула не налево, к комнатам, где нас с Солнышком разместили, а направо — в коридор, в котором располагался, я помню, графский кабинет.
Миновала его, прогулочным шагом прошлась дальше, глазея на портреты графской семьи на стенах. Если меня застукают, буду врать, что любовалась!
Хотя сильно врать и не придется: у Камня красивая семья. Милорд граф, миледи графиня, возмутительно молоденький Илиан, его брат, супруга брата, пара незнакомых мне девиц — замужние ныне сестры? Скорее всего.
Искать Солнышко магией — это ума не иметь, почует в момент. Но можно направить воздействие не на напарника, а на себя, например, усилить свой слух. И если братья не поставили магическую защиту…
Не поставили.
Нужная комната нашлась легко.
Я остановилась возле портрета Солнышка — что вы, простите, виконта Бирнийского! — и стала делать то, зачем и пришла: беззастенчиво подслушивать.
— Чего ты хочешь? — спрашивал там, за стеной, Хелайос.
Я с недоумением взглянула в глаза Солнышку с портрета: насколько я помню, несколько минут назад именно Хелайос чего-то хотел от старшего брата. И когда это ситуация успела измениться? Вступление я, конечно, пропустила — но не настолько же много.
Солнышко на портрете молчал. Солнышко за стеной — тоже.
— Давай откровенно: графство тебя, по видимому, совершенно не волнует. Мало того что все забыл, так за все годы даже не пытался вникнуть. Хотелось бы — нашел бы способ несмотря на службу, а так тебя даже домой только чудовищами и заманивать, — рассуждал тем временем, пользуясь молчанием брата, Хелайос. — И я понимаю, что ты не дурак, чтобы отказаться от титула во имя чести, как хотел отец. Но все в мире продается и покупается. Так что тебе нужно, чтобы ты отступился?
Мы с портретом переглянулись: не знаю, как ему, а мне стало кристально ясно, за что леди Аглеа ненавидит деверя.
Деверя, стоящего между нею — и титулом сперва виконтессы, а после графини.
— Золота? Земля? — напористо перечислял Хелайос, не смущаясь молчанием собеседника. — Чего ты хочешь, Илиан. Назови свою цену.
— Я хочу назад свою жизнь, — медленно и весомо выговорил Камень. — Но, знаешь, я бы согласился даже на одну только память. Ты можешь мне ее вернуть?
От насмешки в голосе Солнышка меня морозом пробрало — такая боль под ней таилась.
— Нет? Что ж, тогда через два года я вернусь домой и заберу назад свою жизнь. А всё то золото и земли, что ты только что пытался мне предложить — и так рано или поздно станут моими.
— Ты… ты не справишься, цербер. Ты умеешь только уничтожать чудовищ, и не разбираешься больше ни в чем!
Илиан бил наверняка, и не прогадал: в голосе Хелайоса теперь слышалась тщательно сдерживаемая, застарелая злость на несправедливость жизни. И зависть к брату.
За ненависть я не могла бы поручиться, пожалуй. Но и за то, что ее нет — тоже.
— Илиан, опомнись! Меня всю жизнь учили управлять графством — и я до сих пор этому учусь, только уже занимаясь делами рядом с отцом! А ты… погляди на себя, брат! Ну какой из тебя граф? Ты простой рубака! Твой потолок — командовать отрядом!
Не знаю, как Солнышко, а я искренность и горячность в голосе Хелайоса оценила. не знаю, так ли уж он радел за будущее графства — или больше все ж за свое, но верил, искренне верил в то, что говорил!