— Это же невероятно!

— Это проигрыши от пяти секунд до двадцати, Жаклин. Ничего выдающегося с точки зрения композитора.

— Но ведь твоя музыка… А она все-таки твоя! Тоже помогает людям. Работать, учиться, бегать.

— А еще медитировать, расслабляться и даже заниматься сексом.

За окном уже стемнело, и я делаю глоток вина, чтобы проглотить обратно свое неуемное любопытство, как это? Чем секс под музыку отличается от обычного?

— Все дело в ритме, — отзывается Грант, будто читая мои мысли.

Точно.

Делаю еще один большой глоток вина. Ну, ритм у Грант и без музыкального сопровождения не страдал.

Уже хочу задать следующий вопрос, но Грант вдруг произносит:

— Но техника исполнения не имеет никакого значения и не приносит удовольствия, если при этом ты не вовлечен в процесс всем сердцем.

Мое сердце в этот момент замирает и даже пропускает удар.

А Грант кладет мне руку на колено и задумчиво ведет пальцами по бедру.

— Это ты сейчас про состояние «потока»? — делаю вид, что меня все еще интересует беседа. Мы уделили ей преступно много времени, как будто впереди нас ждут не два последних дня вместе, а целая бесконечность.

— Я сейчас про себя… — его пальцы на моих бедрах мешают концентрироваться, и мне сейчас не поможет даже самая лучшая музыка, но я очень стараюсь не пропустить ни единого слова. — Знаешь, я не играл просто так уже черт знает сколько времени. Просто не видел в этом смысла. Иногда пытался выдавить из себя что-то длиннее нескольких минут, но всегда возвращался к коротким сэмплам. Их сочинять было проще. В детстве мне говорили, что у меня страдает концентрация, но я бы сказал, что у меня не было мотивации. Мне не хотелось играть. Другое дело сейчас… Для тебя.

Тону в его бездонных ярко-синих глазах, которые останавливаются на моих губах.

Я могла бы спросить «почему?», получить не менее трогательный ответ, который связал бы нас вместе общими чувствами. Я могла бы подыграть, если бы это был не Грант, а для меня ничего не значили его чувства.

Но я не могу.

Диван, вино, вечер и тишина. С меня достаточно и откровений о прошлом, которых я знать не должна была.

Откашливаюсь и немного отстраняюсь.

Такие моменты хрупки, как лед по весне. Миг — и от очарования не остается и следа. Я мастер по уничтожению трогательных моментов.

— Уже поздно, думаю, мне пора спать.

Грант кивает и осушает свой бокал. Он снова планирует спать на этом диване, в залитой янтарной подсветкой гостиной.

— Напомни, пожалуйста, — невзначай замечает он, останавливая меня своим вопросом уже на лестнице, — для чего я тебя купил?

Хороший вопрос, над которым я бьюсь вот уже пять дней. И буду биться после.

— Не знаю.

— Вот и я уже не знаю, — тяжело вздыхает Грант.

В шестой день мы снова катаемся на велосипедах.

Так Грант пытается доказать мне, что куда ни глянь с вершины, на которую мы заехали в прошлый раз, ни дыма, ни огня, слава богу, не видно. Лес стоит здоровый и зеленый, и кажется, простоит еще столько же. И когда стоишь на той вершине и смотришь на зеленые холмы Калифорнии, то даже лейтенант нацгвардии уже не кажется реальным. А еще у ветра нет хорошо знакомого привкуса гари, от которого я моментально начинаю задыхаться, так что паника все-таки отступает. Грант был прав. Для моментального бегства нет причин.

Я снова съедаю два сэндвича. Но на этот раз Грант подготовился, потому что его охранник невероятно рано утром привез продукты, и взял с собой чертову тучу сэндвичей. Так что хватило бы даже на нацгвардию, встреться она нам по дороге.

Но в лесу только олени, бурундуки и большие птицы с широкими крыльями. А если животные здесь, то все тоже в порядке. И я кручу педали изо всех сил, чтобы оторваться и приехать первой, но снова проигрываю. Тогда я беру матч-реванш по бильярду, но на этот раз мы ни на что не играем.

Но матч заканчивается ни с чем, потому что на стол запрыгивает Чарльз с бантиком в зубах и сбивает мохнатой задницей все шары со своих мест, а наученный горьким опытом кошачьего исчезновения Грант больше не ругает кота, на что я говорю, что кот из него уже веревки вьет, а Грант только пожимает плечами.

Потом он привязывает новую веревку к бантику, вручает игрушку мне со строгим наказом радовать и не печалить Чарльза, пока его не будет, а сам проводит короткий сеанс связи в кабинете за закрытыми дверьми. На этот раз даже на ключ. Видимо, разговор предстоит очень серьезный на этот раз.

Правда, за своей наградой он возвращается сразу после и тут же валит меня на диван. Что-то впивается мне в спину, и я хныкаю.

— Тут так неудобно.

— Жутко неудобно, — соглашается Грант. — Пустишь в свою спальню?

Не отвечаю.

Хватит с него того, что он лежит сверху. Лицом к лицу и я не отворачиваюсь. Смотрю прямо в его глаза, которые сегодня такие же яркие, как и его запонки. Я их давно не видела, но цвет запомнила хорошо.

Грант скатывается на пол и ложится на живот.

— Этой ночью буду спать на полу, он хотя бы ровный. Поясница будет мне благодарна.

— Массаж?

— А ты умеешь?

Позволяю себе кривую улыбку. Это впервые, когда я с таким сарказмом отношусь к собственной работе и умениям, которые мне положены.

— Без одежды, — успевает поставить условие Грант. — Мы и так знаем, чем это закончится. Так что раздевайся сразу.

Ухожу к себе в спальню за специальным маслом, там же раздеваюсь и набрасываю шелковый халатик.

Когда я возвращаюсь со всем необходимым, Грант уже ждет меня обнаженным.

Набрасываю ему на ягодицы полотенце, которое тоже прихватила с собой. Для начала хотя бы сделаю вид, что я здесь по делу.

Сажусь сбоку, поливаю спину тонкой струйкой разогретого в ладонях масла и с наслаждением растираю спину. Снова, снова и снова. Разминаю шею, воротниковую зону и спускаюсь ниже к пояснице. Грант сдавленно стонет. Мышцы сильно напряжены, значит, про диван он не врет. Спать здесь неудобно. Но никто из нас не произносит вслух, что спать ему тут осталось всего две ночи. Если он захочет остаться в доме, то просто переедет в комнату, которую сейчас занимаю я.

Чарльз садится по другую сторону спины Грант и, наклонив голову набок, с интересом следит за моими ладонями. Размеренные скользящие движения сверху вниз гипнотизируют кота. Мы столько времени с ним играли до этого, что Чарльз крайне заинтересован новой игрой.

Правила объяснять ему не приходится. Реагирует он быстрее, чем я. И Гранту прилетает по голой ягодице когтистой лапой.