— А приглашение?

Пришлось потратить еще несколько минут, чтобы разъяснить ему вторую ценную мысль: если вечеринка устроена в мою честь, то зачем мне приглашение? На этот раз он не стал улыбаться, а просто сказал "ага".

И снова цепкие пальцы схватили меня, на этот раз за волосы.

— Ну что еще?

— Так вечеринка-то давно идет! Опоздали!

— А мы пресса, — знакомый голос я восприняла, как спасение. — А пресса всегда запаздывает. Девушка со мной. Пропустите. — По носу охранника ударило красное удостоверение с надписью "ПРЕССА".

Он нахмурился, но сакраментальное "ага" все же произнес. Нас пропустили.

— Ты всегда появляешься, как чертик из коробки? — спросила я Жданова у гардероба. Он галантно помог мне снять куртку.

— Я всегда появляюсь вовремя. И это главное.

— Ты не говорил, что сюда собираешься?

— Ты тоже. Так что мы квиты и оба здесь. В газете дали поручение снять это событие и написать в ближайший номер.

— С каких это пор газеты стали интересоваться частными вечеринками? — усомнилась в его искренности я.

— С тех пор, как богатые люди начали выписывать женихов с разных уголков страны. Хотелось бы посмотреть на невесту, ради которой это все и затеяно. Наверное, страшна, как смертный грех.

— Смотри, — спрятав улыбку, разрешила я. Жданов не понял.

— Куда смотреть?

— На меня, балда. Можешь, даже сфотографировать, разрешаю. Только ракурс нормальный выбери. В профиль я хуже получаюсь.

До него вдруг дошел весь комизм ситуации.

— Надо ж так проколоться! Знал бы, сидели бы с тобой, мартини допивали.

— Я его с собой захватила, — скромно сообщила я. — Ладно, пойдем, я тебя с организаторами познакомлю, возьмешь у них лучшее в своей жизни интервью. Эксклюзив гарантирую.

Я не учла только одного, что наше появление вызовет эффект разорвавшейся бомбы. Начать с того, что мы оба были не одеты. То есть одеты, но не по случаю. Я в своем универсальном дениме, Жданов — в черных джинсах и черно-белом пуловере с сомнительной надписью на груди. Светлые волосы контрастировали с моей темно-рыжей гривой. Его молодость подчеркивала мою зрелость. У него в руках фотокамера, у меня — початая бутылка мартини. Как сказали бы близнецы: "Полный упс"!

Гости выглядели намного скромнее — вечерние платья, смокинги, бриллианты с сапфирами, бокалы с шампанским. Запах духов и сигар столкнулся с чужим ароматом — опасности, скандала, дешевого табачного дыма и мятной жвачки, которую я жевала так, что рисковала вывихнуть себе челюсть.

Музыка смолкла. Разговоры оборвались. Женихи с любопытством уставились на вновь прибывшую Золушку. Впрочем, без меня они явно не скучали: женщин было много, и все с надеждой выйти замуж. Зная мой характер, родичи заранее подстраховались. Терпеть не могу быть в центре внимания. Я шутливо поклонилась, щедро плеснув мартини на натертый паркетный пол, и потащила Жданова к знакомой группе: представлять журналиста (брачному агентству пиар не помешает) и выслушивать законные упреки по поводу своей черной неблагодарности.

Упреки родичи оставили на потом, постеснявшись незнакомого человека. Интервью согласились дать тут же, не сходя с места. Я поймала благодарный взгляд Саши и улыбнулась, ретируясь. Теперь можно перевести дух и чего-нибудь съесть: после дневных событий на меня напал настоящий жор. Вновь заиграла музыка, гости начали общаться, а я подползла к фуршетному столу. Хорошо еще, что родня отказалась от банального банкета: столы в форме "Г" и "П" не располагают к дружескому общению, зато прибавляют пару сантиметров в талии уже на следующее утро. Положив себе в тарелку всяких деликатесов, я переместилась к окну. Там, в небольшой нише стоял удобный диванчик и маленький столик. М-м, как я люблю роллы!

— Ваше появление, Стефания, было ошеломляющим. Вы, как Золушка, появились в полночь и затмили всех своей красотой.

Без всякого любопытства, я посмотрела на незнакомца:

— Золушка появилась на балу часов в десять вечера, а в полночь уже сидела в тыкве и бухала с мышами, отправив фее-крестной жалостливую телеграмму. Информацию об ее сногсшибательной красоте также считаю сомнительной. Мы с вами знакомы?

— Лично — нет, но я о вас много слышал, — от него веяло спокойствием и невозмутимостью. Любопытный кадр. И что любопытно, мой ровесник. Своих — я мгновенно чую. То ли мы одними смесями во младенчестве питались, то ли одни и те же мультики смотрели в перерывах между хоккейными матчами, то ли на нас так повлияла Олимпиада-80, но есть нечто, объединяющее всех нас, тридцатилетних. Мы — промежуточное поколение. "Совок" пополам с перестройкой. Свобода, разбавленная эпохой гласности. Наверное, в юности мы получили слишком много противоречивой информации, чтобы научиться делать быстрые и правильные выводы. Цинизм вперемешку с сентиментальностью и почти детской наивностью, табу и вседозволенность, клубок противоречий в строго отведенных социальных рамках — все это когорта тридцатилетних. Поэтому и лица у нас такие… узнаваемые. Мы одной — постперестроечной — крови.

— Вы — жених? — энтузиазма во мне не прибавилось ни на йоту.

— По счастью, нет, — мы оба вздохнули с видимым облегчением. — Получил приглашение на двоих, но пришел один.

— Что так? — я проглотила очередной ролл в соевом соусе и зажмурилась от удовольствия.

— Так получилось. В декабре развелся, — в его голосе не было ни радости, ни сожаления, сухая констатация фактов.

— А как вас зовут?

Он замялся, словно подыскивал себе наиболее подходящее имя:

— Максим…

— Максим?

— Максим Исаев, — выпалил он и покраснел.

— А почему сразу не Штирлиц? Это звучит куда как оригинальней! — не удержалась я от иронии. Или самомнения не хватило?

Он промолчал. И чего я на него взъелась? Ну, не хочет человек называть своего настоящего имени, что тут такого? Может, он опасается, что его окольцуют прямо на месте, или имя у него слишком известное, или, наоборот, неблагозвучное. Бонифаций, к примеру. Надоело быть Боней, вот и решил взять себе звучный и красивый псевдоним. Что ж, имеет полное законное право. Может, и мне сменить себе имя? Была Стефанией, стала — Анастасией. А фамилия? М-м… Какую ж выбрать фамилию? Взгляд упал на бутылку с красным вином. О! Монастырская. Почему бы и нет? А то все Эфа да Эфа. От размышлений отвлекло обиженное сопение сбоку. Штирлиц.

— Не обижайтесь, Максим, — я старательно изобразила виноватую улыбку. — День был тяжелым, поэтому и срываюсь без повода. В конце концов, какое мне дело до того, как вас зовут. Ну, вот, опять нахамила.

Он молча принял мои извинения, но не ушел, продолжал топтаться рядом. Как сказал граф Калиостро в небезызвестном фильме, люди делятся на два типа: те, кто нужен мне, и те, кому нужен я. Исходя из этого немудреного постулата, можно сделать логический вывод: ему что-то от меня нужно. Вопрос только, что именно.