Все, включая Лапикова, вышли из класса. А в системном блоке так и осталась торчать флешка, на которой были записаны нужные Крюкову файлы…

Спустя несколько минут полицейские усадили закованного в наручники Баграмова в машину. Рядом стояла Царева, а еще — учительница биологии Марина Ивановна.

— Что-то Игната Антоновича не видно… — сладким голосом произнесла она. — Кажется, он тоже в этом безобразии участвовал?

— Кажется, он пострадал, — объяснила Царева. — У полиции к нему не было вопросов. А что?

— А то, что по-хорошему и Лапикова надо было арестовать, — заявила учительница биологии. — За ним бы еще и не такое вскрылось!

— О чем вы? Что вскрылось?

— Увидите! — пообещала Марина Ивановна и направилась к школе.

Но тут она заметила Лапикова. Спрятавшись за углом школы, он делал ей какие-то знаки. Поколебавшись, Марина Ивановна все же направилась к нему…

…Почти одновременно к подъезду дома, где жил Барковский, подъехали три машины. Из одной вышли Липатова с Тошей, из другой — Шорин, из третьей — крепкие молодые люди. Они заскочили в подъезд прежде остальных, а один встал у входа, преградив Липатовой путь. Она достала служебное удостоверение, но крепыш молча покачал головой.

— У вас будут неприятности, молодой человек, — предупредила советник юстиции.

Но тут из-за ее спины показалась рука Шорина. Он выхватил удостоверение из рук Липатовой и сообщил:

— У вас тоже. И чтобы их не множить, предлагаю подняться вместе.

Они поднялись в квартиру Барковского. Все уселись, а Шорин встал посреди комнаты и произнес:

— Ситуация идиотская. Вы, Крюков, с маниакальной упертостью выясняете подробности, которые совершенно не относятся к делу, кстати, закрытому. Молодая учительница выбросилась из окна, совершив самоубийство. Вам — неизвестно, с какой стати, скорее всего, по халатности — было поручено произвести проверку. Какого дьявола вы лезете в расследование смерти совершенно другого человека, случившейся в другое время, в другом районе и не имеющей никакого отношения к этому самоубийству?

— Я считаю, что эти события связаны, — заявил Крюков. — И готов это доказать.

— Ваша готовность похвальна, только это не ваше дело, — сказал Шорин. — Ну не ваше, и все.

— Видимо, ваше?

— Мое. И хватит об этом. Теперь по поводу этого… молодого человека.

Человек «конторы» презрительно посмотрел на Барковского.

— Это тоже, как вы понимаете, мое дело. И решу я его сам. Шила в мешке все равно не утаишь. Вопрос: до какой степени оно из этого мешка торчать будет? У меня конструктивное предложение ко всем присутствующим. Завтра утром в школе, в присутствии всех заинтересованных лиц, этот мерзавец публично признается в своем обмане. Те, кто от этого пострадал, смогут высказать свои претензии. Думаю, словами там не обойдется. Ну а дальше в общих интересах замять этот скандал к чертовой матери. И пытаться жить дальше.

Ирина вскинула голову:

— Папа!

— Ты поедешь со мной, — жестко сказал отец. — Никто тебя не тронет. Правда же?

Он выразительно посмотрел на Крюкова и Липатову. Капитан усмехнулся, советник юстиции пожала плечами.

— За юношей присмотрят до утра и доставят в целости и сохранности прямо к позорному столбу. Остальным предлагаю приступить к своим непосредственным обязанностям, ну а тем, кто находится в законном отпуске, наконец отдохнуть.

Последние слова относились к Крюкову. И он откликнулся:

— А если они не согласятся?

Шорин подошел к нему вплотную.

— Ты хочешь мою дочь помучить, капитан? Скажи прямо.

— Ваша дочь как минимум свидетель преступления, — упрямо заявил Крюков. — И если…

Шорин не дал ему договорить. Пробормотал: «Ясно!» — после чего умело схватил Крюкова, потащил к двери, а там передал дежурившим на площадке своим людям.

Когда он вернулся в комнату, Липатова с возмущением сказала:

— Это уж чересчур, Сергей Иванович! Я…

— С вами я тоже церемониться не намерен, — ледяным тоном сообщил Шорин. — Хотите проверить?

Липатова отвела глаза.

— Или вы?

И Шорин взглянул на Тошу.

— Я вообще пустое место, — заверила эксперт. — Можете смотреть сквозь меня.

Пока шел этот разговор, Крюков в сопровождении двоих оперативников спускался по лестнице. Когда они проходили мимо той самой коробки из-под холодильника, которую полчаса назад уронила Ирина, Крюков повторил ее прием. Он с силой толкнул шедшего впереди, а заднему бросил под ноги коробку. И пока оперативники поднимались, выскочил из подъезда.

В аэропорту возле тележки с чемоданами стояла Наташа Белодедова, рядом — Марат.

— Я сама не ожидала, — оживленно говорила Наташа. — Мама все в одну секунду провернула: с клиникой созвонилась, деньги перевела… И вот я лечу…

Марат счастливо улыбнулся:

— Здорово же! Вот увидишь — все будет хорошо. Боишься операции?

— Боюсь немного… Но еще больше… за тебя боюсь.

Внезапно она порывисто обняла Марта, прижала к себе.

— Ты чего? — бормотал он. — Со мной все тоже будет нормально…

— А ты не можешь… сбежать ко мне? — вдруг спросила она. — Туда, в Германию? Прилететь и жить со мной? Не можешь?

— Как это? — растерялся Марат. — Школа же… Родители… И вообще, визы там всякие, деньги…

Наташа пытливо посмотрела на него:

— Ты не скажешь, где ты их взял, эти чертовы деньги?

Он молча покачал головой.

— Послушай… — Ее лицо выразило страдание. — Я тебе ноги должна целовать за это, но… Мне кажется, ты что-то совсем плохое сделал, и из-за этого у тебя будут проблемы. Это все Барк, я знаю. Я прошу тебя: уйди из школы. Спрячься от него. Он… он Гитлер, понимаешь?

— Зря ты, он очень помог, — заверил Марат. — Ты просто трусишка. Не бойся, все будет хорошо.

Тут подошла Галина.

— Попрощались? — спросила. — Ну, не навсегда же, чего вы так… Пойдем, Наташ. Я на нервах вся, пока не взлетим, не успокоюсь.

Она толкнула тележку с чемоданами. Потом вдруг вернулась, бросилась Марату на шею и со слезами на глазах поцеловала ему руку…

…Шорин вернулся в квартиру мрачный. Сел напротив Липатовой, сообщил:

— Сбежал. Прямо детский сад!

— Согласна, — кивнула советник юстиции.

— В ваших интересах найти его раньше меня.

— Я знаю.

Шорин еще раз взглянул на нее, произнес: