-Не переживай из-за меня, Повелитель. Во мне течет твоякровь, а, значит, я на порядок сильнее многих вампиров. Что говорить о смертных?

Именно из-за того, что в нем течет моя кровь, я и не могу непереживать за него. Но как защитить этого юного вампира от самого себя, отсвоей беспечности? Ближе его у меня был разве что Альберт. Поэтому я не могдопустить, чтобы с Россом что-нибудь случилось.

«Ты не сможешь все время быть рядом с ним. Рано или позднотебе придется дать ему свободу – свободу выбора и свободу принятия решений», -всего несколько лет назад говорил мне Альберт.

Да, когда-то он должен будет выйти из-под моей опеки. Мнехотелось, чтобы это время наступило как можно позже.

-Росс, я всегда буду за тебя переживать, - спокойно инемного ободряюще ответил я. – Ты мне так же дорог, как Кэтрин дорога тебе, сынмой.

Я не выдержал. Все мои чувства, которые я старался тщательноскрыть ото всех, прорвались наружу. Я чувствовал, что должен был признатьсяему. И я это сделал.

Росс на мгновение замер от моих слов, а затем широкоулыбнулся.

-Я рад, Повелитель, что ты считаешь меня своим сыном. А ясчитаю тебя своим отцом, которого никогда не знал.

Я взял его за плечи и внимательно посмотрел на него. Все жеи у вампиров наблюдается конфликт поколений.

-Будь предельно осторожен, Росс.

-Обязательно буду, отец.

У меня что-то дрогнуло внутри. Кажется, мое ледяное сердцеоттаяло, и ураган чувств хлынул в образовавшиеся от оттаявшего льда пустоты.Слишком дорог мне этот юноша – молодой вампир, которого я назвал своим сыном.

-Ступай. Уже рассвело. Следующей ночью мы все решим, - сказаля ему напоследок.

«Если в моем сердце нашлось место для Росса, значит,найдется и для его сестры», - подумал я перед тем, как отправиться в своипокои.

Я тенью скользил по узким улочкам города, погруженного вомрак. Мне казалось, что я сам являюсь этим мраком – той тягучей субстанцией,накрывшей землю. Я был невидим для других, но мне было прекрасно видно все то, чтоокружало меня.

Вот я пролетел нал парочкой, которая самым бесстыднымобразом придавалась любви на заднем дворе дешевой харчевни. Я стремился дальше,минуя приглушенные стоны и характерные звуки, доносившиеся от двух соединившихсятел.

Еще не зная, куда именно я направляюсь, я ощутил всем своимсознанием, что мне нужно торопиться. Я должен успеть. Тяжелое чувствопритаившейся скорби гнело меня, заставляя рваться вперед.

Впереди появился знакомый проулок. Здесь я встретил Росса иКэтрин. Невдалеке раздавался звук музыки, перебиваемый смехом и громкимиголосами пьяных мужчин и охмелевших женщин. Определенно, бордель длясостоятельных господ.

На этот раз в проулке было безлюдно. Правда, это было напервый взгляд.

До меня донеслось негромкое бормотание и звук шелестящихюбок. Где-то рядом я отчетливо услышал глухие и редкие удары сердца. Такойзнакомый и, одновременно, чужой звук. Сердце билось так, словно готово в любуюминуту остановиться.

Я мгновенно приблизился к месту, откуда доносился звук. Наземле лежала Кэтрин. Вокруг нее растекалась лужицей кровь, а сама девушкавыглядела скорее мертвой, чем живой.

Ощущение чего-то непоправимого и ужасного сдавило меня,словно стальной обруч. Казалось, что он сжимается, а вместе с ним сжимаюсь и я.Где-то в подсознании я уже знал, что случилось то, что разрушит мою прежнююжизнь. Вместе с этой мыслью пришла и другая.

«Я опоздал».

Вдруг тьма сгустилась, пряча от меня Кэтрин и темныйпроулок. За непроглядной темнотой возник мрачный коридор. Это было уже другоеместо, и впереди мое внимание привлекла открытая настежь дверь. Она звала меняподойти к ней и перешагнуть через порог. Ужас поглотил меня, сжал мое сердце ия окунулся в чувство обреченности. То, к чему я шел, лишит меня сил, уничтожит.Это я отчетливо ощущал. И, тем не менее, продолжал двигаться по тусклоосвещенному коридору к распахнутой двери.

Переступив порог, я застыл в изумлении и ужасе, наблюдая запредставшей моему взору картиной. На деревянном столе, сбитом из грубых досок,лежал Росс. Казалось, он был парализован, и лишь глаза говорили о том, что онжив и все понимает. Они были наполнены яростью, страхом и болью. Мой мальчиксмотрел на своего палача, который подходил все ближе к нему, сжимая в рукахрукоять топора.

-Совет Жнецов приговаривает тебя, исчадие ада, к смерти.Приговор будет исполнен немедленно.

Человек в черном плаще занес свое оружие над головой моегомальчика. Я поддался вперед, стремясь остановить убийцу, но моя рука лишьпрошла сквозь палача. В эту секунду, казалось, смертный что-то почувствовал, аРосс посмотрел прямо на меня. Я отчетливо услышал в своем сознании лишь однослово.

«Отец!»

Руки Жнеца опустились, а вместе с ними и грозное оружие.Раздался звук разрубаемой плоти и кости. От туловища Росса отделилась голова.Глаза остались открыты, и выражение испуга и беззвучной мольбы никуда неисчезло. Мой мальчик смотрел на меня уже застывшим взглядом, а его палачспокойно отложил оружие и поднял отрубленную голову.

Все мое существо рванулось вперед, а крик замер на губах.Резкий рывок вверх, и я вырвался из ужасного видения. Открыв глаза, я осознал,что нахожусь в замке. Но чувство безмерной скорби и отчаяния не отпустило меня.Наоборот, я почувствовал опустошенность, словно кто-то обезглавил меня, вырвалсердце, раскромсал мою плоть.

В мгновение я оказался на ногах. Еще несколько секунд, и ясорвался с места и устремился прочь из замка. Тенью за мной скользнул Альберт.У подъемных ворот он зашел мне вперед и посмотрел в лицо. На его безмолвныйвопрос я лишь коротко бросил:

-Росс мертв.

Больше он не донимал меня, и беззвучно следовал рядом.

Ночь вступила в свои права несколько часов назад, и я мчалсявперед, туда, где меня уже ждет самое ужасное известие. И началом для чередыстрашных истин должна послужить встреча с Кэтрин. Я очень надеялся, что успеювовремя.

Кэтрин лежала на земле с закрытыми глазами – все именно так,как я и видел в своем видении. Ткань ее платья была пропитана алой кровью. Лишьнеглубокое поверхностное дыхание говорило о том, что девушка пока жива.

Опустошенный горем, болью и отчаянием, я присел перед ней.Альберт остался стоять. Мне удалось найти в себе силы коснуться прекрасноголица, которое, казалось, было лишено и капли крови – настолько оно былобледным.  Веки Кэтрин дрогнули, и она приоткрыла свои глаза. Пустой, отрешенныйвзгляд был устремлен на меня. Губы шевельнулись, словно она попыталась что-тосказать, но получилось лишь сипение.

-Спокойно, Кэтрин. Я помогу тебе, - произнес я, склоняясьнад ней, и обнажая свои клыки.