– Это что такое? – спрашиваю я. – План войны?

– Это у них этакое вежливое название для охоты за скальпами. В тридцатые годы мексиканцев из Чиуауа прижало настолько, что они стали платить за скальпы апачей: сто долларов за воина, пятьдесят – за женщин и… – лейтенант скривился, – двадцать пять за детей. Боюсь, у них не оказалось недостатка в выродках, сгорающих от желания заполучить кровавые деньги. Прискорбно говорить, но хуже всех выказал себя наш с вами соотечественник – некий мерзавец по фамилии Джонсон, который вырезал одно из немногих миролюбивых апачских племен и продал скальпы мексиканцам. Поговаривают, что именно из-за этой бойни апачи перестали смотреть на белых людей как на союзников в борьбе с Мексикой и превратились в наших смертельных врагов. Я лично в этом сомневаюсь: на мой взгляд, апачи – самые злобные и бесчеловечные создания на Земле, и если их враждебность к американцам носит недавний характер, так только потому, что познакомились мы с ними не далее как поколение назад. Они весь род людской ненавидят. Но как бы то ни было, охота за скальпами привлекла сюда самых отъявленных головорезов со всей страны, которые тут так и остались – пробавляются грабежом и убийствами, здесь и в Мексике, что вовсе не облегчает нашу работу. Нет-нет, я не то чтобы за возрождение «пройекто» в рамках американского закона[99]… но стоит мне вспомнить про ужасы, которые творят эти краснокожие твари…

Офицер говорил, поджав губы и глядя на дно бокала – так говорить могут только молодые парни, оседлавшие любимого конька. Потом он вдруг смущенно замолчал, вспыхнул и стал извиняться перед Сьюзи за резкие выражения.

– Что вы, должно быть, обо мне подумали? – пролепетал он. – Непростительно… прошу извинить… грасиос… Который уже час?

Каким он еще был мальчишкой! Договорив, он склонился над ее рукой, после чего стал деликатно обсуждать со мной счет.

– Вы так любезны, сэр, – говорит, и меня так и обдало Вест-Пойнтом. – По своем возвращении буду иметь честь настаивать отплатить вам за ваше безмерное гостеприимство. Сэр… Миссис Комбер…

«Если вернешься», – подумал я. Сколько таких вот отважных юнцов видел я на афганской границе и не сомневался, что апачи-мескалеро, или как там их еще звать, вряд ли уступят своим собратьям-афридиям в искусстве приготовления на медленном огне молоденьких субалтернов.

– Ну разве не милый мальчик? – спрашивает Сьюзи, глядя ему вслед с простодушным вожделением. – Честное слово, иногда мне так хотелось бы начать все сызнова. Я бы такого красавчика ни за что не упустила.

Ха, ничего себе разговорчики перед лицом богоданного супруга! Похоже, мастер Харрисон не один перебрал сегодня «Эль-Пасо».

– Давай-ка взглянем на город, – продолжает она.

И мы совершили тур по шумным, щедро припудренным пылью улицам, восхищаясь роскошным нью-мексиканским закатом и живописной толпой на плазе. Во всех посадах и прочих увеселительных заведениях жизнь, казалось, била ключом, они были до краев заполнены искателями удовольствий, и если хватало свидетельств тому, что большинство иммигрантов едва сводят концы с концами в своих фургонах и лачугах, было также ясно, что в Санта-Фе найдется немало тех, кому деньги попросту жгут карман. Такого я даже в Новом Орлеане не видел: выпивка лилась рекой, музыка и смех звучали повсюду, а золота, серебра и украшений было столько, что хоть монетный двор открывай. Мода тут царила роскошная, на испанский лад: стройные кабальеро в расшитых рубашках и ярких мангас[100], шикарных панталонах-кальсонеро с разрезами от бедра до лодыжки и с серебряными пуговицами; в зубах пуро[101], с богатым сомбреро, висящим за спиной на шнурке. Они щеголяли по улицам или прохлаждались по углам, болтая с какой-нибудь разодетой красоткой из побланас[102] и провожая глазами стройных сеньорит из благородного общества, стучавших высокими испанскими каблучками и сиявших в свете фонарей шелками самых причудливых расцветок. Клянусь Юпитером, это было местечко для томных очей, блестящих волос, бархатной кожи и нежных духов, для обтянутых шелком ног, элегантных вееров и отделанных бахромой ребосо[103].Не было ни одного парня в замшевой куртке, торговца-янки или вакеро, с песнями и смехом шляющегося между посадами и мюзик-холлом, в чьей мозолистой руке не покоилась бы нежная ручка, а к плечу не прижималась смазливая смуглая мордашка.