Открывались мы с помпой: в холле Сьюзи, разодетая в пух и прах, по одну руку от нее офис кассира, по другую – каморка доходяги-медикуса. По словам Сьюзи, «единственная вещь, которую клиенты должны оставлять здесь, – это наличные, и если они не согласны подвергнуться осмотру на предмет венерических заболеваний, то могут убираться на все четыре стороны». Девушки, все при полном параде, в живописных позах располагаются на кушетках салона, а Флэши, в шикарном новом сюртуке, панталонах и шелковом галстуке, поправляет игорные столы в ожидании простофиль. Осмелюсь доложить, дела у нас пошли как нельзя лучше. Играли в Санта-Фе, как понимаете, повсеместно, но тамошний народ и понятия не имел, что можно творить разврат в стиле, к которому чаровницы Сьюзи в один миг его приучили. Часа два это напоминало сумасшедший дом, пока моя благоверная не распорядилась запереть двери, расписав клиентов аж до четырех утра. Когда на рассвете я пришел к ней в офис, то увидел на столе целые горы монет – тысячи четыре, не меньше.

– Но знаешь, я не намерена заставлять девочек работать с такой нагрузкой, как сегодня, – заявляет Сьюзи. – Очень важно произвести первое впечатление – пройдет слух, сложится репутация, – но потом мы будем отбирать только настоящих джентльменов и поднимем цены. У меня нет желания снова видеть здесь этих грязных скотов в замшевых куртках – форменные дикари! Бедняжка Мария дважды вызывала лакеев, она чуть жива от страха, а Жанетт могла бы серьезно пострадать, если бы не успела проворно вытащить свой пистолет.

Я убедился, что это более тонкий бизнес, чем казалось, – но святой Георг, разве он не приносит свои баллы? Это даже лучше, чем поставки для армии, и почти так же престижно.

За ту первую неделю мы совершили настоящий прорыв, как и предсказывала Сьюзи. Слава о нас ширилась, и к нам потянулись благородные даго не только из Санта-Фе, но даже из долины под Альбукерке и окрестных ранчерий. У ворот дежурил целый взвод вышибал и всякому сброду хода внутрь не было, но даже так в клиентах не было недостатка, а поскольку торговаться народ здесь не привык, Сьюзи назначала такие цены, о которых в Новом Орлеане и мечтать не могла. О да, она свое дело знала: «Шик и изысканность – вот наш девиз», – говаривала Сьюзи, и так оно и было – даже в Белгрейвии мне встречались гостиные, оформленные не с таким вкусом. Девицы, похоже, тоже процветали – никогда не видел их в такой форме.

Только одно заботило нас обоих – сумма наличности, скопившейся в сейфе Сьюзи за ту первую неделю. С такими деньгами везде будешь чувствовать себя неуютно, не то что в городе, кишащем грабителями и ворами, способными за двадцатицентовик глотку перерезать. В Новом Орлеане она сдавала выручку в банк, но тут не найти было заведения, достойного подобного имени. Но со Сьюзи не пропадешь – ей удалось договориться с одним из адъютантов губернатора, и каждый второй или третий день ящик с наличностью пересекал Плазу под охраной двух рядовых, чтобы обрести покой в губернаторской резиденции. По моим прикидкам, платой адъютанту служило бесплатное пользование Эжени по пятницам, но я не уверен – Сьюзи о таких вещах никогда не распространялась. Зато призналась мне, что ее все еще заботит скапливающаяся за эти дни сумма, и высказала предположение, не стоит ли нам нанять надежного охранника. На мое замечание, что я-то, мол, всегда под рукой, она залилась краской и ответила: «Да, любимый, но не можешь же ты бодрствовать все время, не так ли?»

– Мне кажется, мы могли бы нанять Ньюджент-Хэра, – добавляет она.

Мне это совсем не понравилось. Когда Сьюзи решила осесть в Санта-Фе, его вместе с Дядей Диком, аррьеро и погонщиками рассчитали, но если Вуттон ушел с охотничьей партией, бравый Грэттен все еще обретался в городе.

– Я против этого, – говорю. – Мне он не нравится.

– Но ты не станешь отрицать, что он верно служил нам! Что же такого с ним неладного?

– Он ирландец, и нос у него слишком длинный. И я ему всегда ни на грош не верил.

– Не верил, потому что у него слишком длинный нос? Что ты хочешь сказать? – внезапно она расхохоталась, схватив меня за руку. – Эге, да ты, похоже, ревнуешь! Ну же, мой глупенький великан, признавайся! Ревнуешь, так ведь, а?

Она пришла в совершенный восторг от этой идеи и нежно облобызала меня.

– Как будто я могу даже думать о ком-то, кроме тебя! – в эту минуту Сьюзи, обвив руками мою шею, вся отдалась чувствам. – Ах, Бичи, я так люблю тебя! Ну же, отгони прочь все сомнения…

Закончилось все тем, что Грэттена разыскали и предложили ему должность старшины бригады вышибал, каковую он, шмыгнув своим длинным носом, благосклонно принял. Меня это удивило – сам-то я готов к любым поворотам, но он казался типом, который не станет унижать себя, прислуживая шлюхам. Причины этой покладистости обнаружились два дня спустя, когда сукин сын слинял, прихватив с собой две тысячи долларов – по счастью, лишь столько оказалось в столе офиса. Сьюзи была в отчаянии – рвала волосы и корила себя, что не послушала моих слов. Я был польщен и утешал ее, говоря, что мы в два счета выследим мерзавца. Но она вцепилась мне в руку, умоляя не делать этого.

– Это с какой такой стати? – изумляюсь я.

– Ах, не надо! Честно, я не хочу! Пускай этот вороватый подонок удирает, скатертью дорожка!

– Ну и свинья, только попадись он мне в руки!

– Нет-нет, дорогой! Плюнь на него! По ходу вещей так будет лучше: любые осложнения с законом создадут нашему дому плохую рекламу. Дороже заплатим, я же знаю! Да и один Бог знает, куда он подался! Нет, Бичи, любимый, послушай меня – забудь!

– Про две тысячи долларов? Да ни в жизнь!

– Ах, милый! Я все понимаю, но не стоит оно того! Больше потеряем в итоге! Я признаю свою вину: надо было мне послушать тебя и не доверяться этому рыжему змею! Но я такая глупая и мягкая – прошу тебя, прости его ради меня!

Сьюзи так настаивала, что в конце концов я согласился – что совершенно не расходилось с моими намерениями. Но ей-то я об этом не сообщил, и она, с трудом успокоившись, пообещала возместить эту потерю во сто крат, и глазом моргнуть не успеешь.

Наблюдая за нашими делами во вторую неделю, я готов был с легкостью этому поверить. Клиентов у нас стало больше, чем прежде, и свой энтузиазм они выражали совершенно неожиданным, для меня по крайней мере, способом, хотя Сьюзи заявила, что в Новом Орлеане эта вещь привычная и служит большим комплиментом заведению. Дело в том, что к нам стали поступать предложения богатых клиентов, выражавших желание выкупить ту или иную из девушек. Припоминаю одного неимоверного жирного латиноса с блестящими усами и унизанными перстнями толстыми пальцами; беспрестанно утирая пот с похотливой физиономии, он упрашивал Сьюзи уступить ему Марию – ту изящную мулаточку с душевными глазами, любимой повадкой которой, как помнится, было заливаться слезами по малейшему поводу.

– Она хрупкий и нежный, как юный цветок! – вздыхал этот бурдюк с салом. – Она должен стать моей – за любую цену, мне все равно! Назовите сумму, и я заплатить. Только я должен обладать ей, чтобы защищать и пестовать! Она совсем очаровать меня, этот маленький helado negro![109]