Обед стоил дороже – девяносто пять копеек, и за обедом можно было выпивать. Выпивать можно было и за завтраком, но как-то считалось не принято. Выпивка стоила четвертую часть от магазинной цены.

– Объясни мне, что за цены? Или уж пусть будет вообще все бесплатно, типа коммунизм. А если деньги все-таки берут, так цены должны быть хоть сколько-то адекватны, – сказал Сева Юре.

– А здесь цены, как и во всех партийных заведениях, – 1927 года. С тех пор и не менялись. Никакие девальвации на них не влияют, – объяснил Юра. – Поэтому рубль – это так много, что проесть его нельзя в партийном ресторане. Но на определенном уровне. Чем ниже уровень, тем выше цена. На самом высоком уровне все практически бесплатно.

Юра выделил Севе личную «Волгу» с номерами Совмина.

– Это чтобы встречи с министрами правильно начинались. И живешь ты не в гостинице, живешь на шоссе Луначарского, на даче ЦК – все всё знают и сразу правильно понимают, – сказал он Севе.

Да, дружба с Юрой Смирновым, первым заместителем председателя Госплана Узбекистана, обеспечивала огромное количество знакомств и связей.

С Юриной помощью Сева вышел на совершенно другой уровень. Дела шли просто сказочно. Сева потом не мог вспомнить точно, кто познакомил его с Нурали Абулатиповым. В подчинении Абулатипова, начальника Бухарского областного колхозно-совхозного строительства, находились бесчисленные хлопкозаготовительные хозяйства. Это было золотое дно. Абдулатипову сразу понравился ответственный товарищ из Москвы, с которым он познакомился в кабинете руководителя республиканского уровня. Чтобы усилить приятное впечатление, Сева сразу же вручил ему золотые часы для жены. Зная восточную специфику, Сева никогда не приезжал в Ташкент без подарков, он всегда готовился к встрече. Пока тот с удовольствием разглядывал часы, Сева достал из портфеля «Полароид», направил его на Абулатипова и сделал снимок. Из щели тут же выпала карточка, Сева помахал ею в воздухе и показал снимок ошарашенному начальнику. Фотоаппаратов с моментальной печатью снимков в Узбекистане никто не видел, они и в Москве были в диковинку. На Абулатипова, как и на всех узбеков до него, «Поляроид» произвел впечатление разорвавшейся бомбы. Не было случая, чтобы после вручения «Поляроида» Сева ушел без договора.

После этого они с Палкером приступили к художественному оформлению хлопкозаготовительных колхозов и совхозов Бухарской области. Колхозы-миллионщики, ударники производства, денег на поднятие культуры не жалели. Детские сады, школы, санатории, дома отдыха, клубы, зоны отдыха, спортивные площадки и даже один настоящий театр – Сева старался охватить все. Абулатипов свято верил, что они выполняли дело государственной важности. Поэтому Сева вовсю изображал горение на работе и серьезное отношение. Он был готов потерять целый день, два дня, неделю, но все осмотреть собственными глазами, сделать замеры, начертить план. С утра он садился в машину с очередным председателем треста и ехал вместе с ним на объект. Палкер в другой машине отправлялся осматривать свои колхозы. Леня Палкер, отъевшийся и приодевшийся, давно уволился из своего научного института и подвизался теперь в Худфонде, куда его пристроил Сева. В последнее время он стал надувать щеки и претендовать на равную долю. Делиться с ним пятьдесят на пятьдесят Севу категорически не устраивало – ведь абсолютно все он сделал сам. Он попробовал торговаться, но Палкер отказался. В одиночку справиться с таким объемом работы Сева не мог, так что вынужден был согласиться.

Назавтра была назначена поездка в далекое хозяйство в районе Ферганской долины. Добираться туда надо было несколько часов, да потом еще мотаться по области, объезжать все колхозы. Они решили, что на этот раз поедут вместе, чтобы было не так скучно. В одном из крупных хозяйств начальник, подписавший с Севой заказов на миллион рублей, повез их с Палкером осматривать один из своих ведущих колхозов.

До колхоза они долго ехали по голой, почти выжженной степи, лишь по краям прямой как стрела асфальтовой дороги росли редкие кустики. Изредка в окне мелькали небольшие отары овец. По степи ветром несло белую пыль. Дорогу занесло песком, и Севе стало казаться, что они сбились с пути. Больше всего это было похоже на метель, если бы не плюс сорок за окном и высокое голубое небо без единого облака. Пустыня неожиданно закончилась. Вокруг зазеленели луга. Везде, вдоль дороги и поперек, по полям были проложены каналы, по ним текла, бурля, прозрачная вода. Потянулись бесконечные хлопковые поля.

– Я когда мальчишкой здесь рос, кругом была голая пустыня, – повернулся к ним начальник. – Теперь все орошается, и, смотрите, какой оазис мы своими руками построили! А ведь раньше это место называли Голодной степью.

Асфальтированная дорога закончилась, их нещадно трясло. Машина в очередной раз подпрыгнула, и Палкер лязгнул своей огромной челюстью, чуть не прикусив язык. Начальник крякнул на переднем сиденье.

– Понимаете, в этом колхозе построили новый клуб, очень красивое здание. Но вот между дорогой и входом в клуб находится площадь. И там ничего нет, она совсем пустая, – опять повернулся он к Севе. – Было бы хорошо, если бы как-то облагородить.

– Посмотрим, подумаем, – с важностью ответил Сева.

Наконец дотряслись до колхоза, проехали по главной улице до конца, резко повернули, подняв тучу пыли, и остановились на краю огромной распаханной поляны, по которой одиноко бродили несколько овец. На той стороне стояло типовое здание клуба, новое, нарядное, сияющее свежей краской. К нему через грязь и глину были переброшены доски.

– Вы можете придумать, как можно площадь художественно оформить? – спросил начальник, отряхивая брюки от налипшей на них глины, когда они по одному перебрались по доскам ко входу в клуб. – Фонтаны поставить, может быть?

– Фонтаны? Фонтаны, конечно, хорошо, очень здорово. Вы позволите, мы с товарищем посовещаемся?

Сева отвел Палкера в сторону, чтобы начальник ничего не расслышал.

– Никаких фонтанов на этой площади никогда не будет, это я для вида согласился с его предложением.

– А почему? Здесь как раз фонтан мог бы подойти, – удивился Палкер.

– Ты с ума сошел? Цена производства фонтана астрономическая – двести тысяч, при этом наши комиссионные очень маленькие. Нет, нам это совершенно ни к чему. Хватит уже того, что он для клуба и дома колхозника хочет чеканку и скульптуры, а с ними та же история: цена огромная, проценты маленькие. Поскольку он с нами на миллион договоров подписал, невозможно отказать, но учти, я со слезами на чеканку соглашаюсь. Я же ее практически из своего кармана оплачиваю.

– Так что же делать с этой площадью? Ведь нам надо ему что-то предложить. Он ждет. – Палкер с тоской огляделся.

– Нам ничего не подходит, кроме живописи, на всем остальном мы не зарабатываем. Давай думать.

Они совещались минут десять, и в результате предложили директору свой вариант.

– Фонтаны на этом месте сделать не получится, да и не нужны они здесь. А вот что на самом деле нужно. Мы построим аллею Славы. С двух сторон поставим столбы, а на них картины, пятьдесят справа и пятьдесят слева. Тема – герои. Герои Гражданской и Отечественной войн с одной стороны, и Герои трудовых будней с другой. Все идеологически очень выдержанно.