Думать об этом было весело и приятно, особенно если почаще напоминать себе: я это не сочинила! Факты и только факты. Это теперь и есть моя жизнь. Жизнь нелепой девочки Эвы, которая с раннего детства постоянно думала о человеческой смерти – почему она обычно такая ужасная, мучительная, унизительная? это нечестно! – и о том, как бы ее облегчить, если уж нельзя совсем отменить. Сочиняла разные ритуалы, представляла себя великой волшебницей, фантазировала, как всех спасет. Никому никогда не рассказывала, даже сестре и ближайшим подружкам, сама понимала, что прозвучит, как бред, но когда впервые в жизни оказалась рядом с умирающим, сразу представила, как будто держит его за руку, успокаивает, утешает и уводит в какую-то новую, невообразимую, ей самой непонятную жизнь. Сама тогда чуть не чокнулась от неожиданно ярких, ни на что не похожих ощущений, но списала на буйство воображения и твердо решила больше в эту игру никогда не играть. Но мало ли что решила. Коготок увяз, всей птичке пропасть – вот как это называется. Только наоборот, не-пропасть.

Сейчас невозможно поверить, что я – юная, глупая, по-человечески слабая, сама считавшая себя чокнутой фантазеркой и больше всего на свете боявшаяся, что про мои фантазии кто-нибудь может узнать – все равно устояла и шаг за шагом пришла в невозможное, восхитительное здесь-и-сейчас, – думала Эва, пока шла по Бернардинскому кладбищу. – И теперь я стала такая. И жизнь у меня такая. Твою ж мать.

Ей хотелось вопить от радости и прыгать на одной ножке. Вопить не стала, но попрыгать попрыгала, благо никто не видит, других охотников гулять по Бернардинскому кладбищу в промозглых декабрьских сумерках нет.

Прав был Гест, когда говорил, что прогулки по Бернардинскому кладбищу могут поднять настроение и прибавить сил не хуже, чем отпуск на каких-нибудь тропических островах. Эва ему всегда безоговорочно верила, но насчет Бернардинского кладбища все-таки слегка сомневалась – с чего бы там вдруг моему настроению подниматься? Кладбища она терпеть не могла и обходила дальней дорогой с тех пор, как стала самостоятельной и получила возможность увиливать от обязательного посещения семейных могил. Однако Гест и тут оказался прав, Бернардинское кладбище – духоподъемное место. То ли потому, что маленькое и очень старое, то ли дело в локации – на вершине холма над рекой.

Надо будет почаще сюда приходить, – думала Эва, направляясь к калитке. Ей казалось, что гуляла здесь долго, и пора бегом возвращаться в офис, может даже придется такси вызывать. Но достав телефон, обнаружила, что до встречи с начальницей, которая просила зайти в половине шестого, еще куча времени. Просто сумерки в декабре обманчивы: кажется, если так сильно стемнело, значит вечер, а на самом деле, середина дня. Вроде и знаешь об этом, столько лет живешь в этом городе, давно можно было привыкнуть, но нет, каждый год удивляешься заново, словно это первая в твоей жизни зима.

В общем, времени у нее было достаточно – и на прогулку пешком, и даже на кофе. Благо по дороге как раз «Кофе-ван», отличная кофейня, которую Эва любила, но заходила туда очень редко – вечно не по пути.

– Женщина, про которую вы спрашивали, как раз тут, – с заговорщическим видом сообщил Эве хозяин кофейни.

На самом деле ни о каких женщинах Эва его никогда не расспрашивала. И о мужчинах тоже. Вообще ни о чем. Видимо обознался, принял ее за кого-то другого. Мало ли на свете похожих людей.

– Это была не я, – сказала она.

– А, точно. Не вы, а ваша подружка, – согласился тот.

– Какая подружка? – еще больше удивилась Эва.

– Ну эта, такая. – Он выпрямился, расправил плечи, вздернул подбородок; получилось так неожиданно похоже, что Эва сразу сообразила: он Кару имеет в виду. Мы и правда однажды вместе здесь были. И он нас запомнил, хотя перед ним каждый день толпы народу проходят. Во дает.

– Ага, поняли, какая, – удовлетворенно кивнул хозяин и поставил перед Эвой чашку кофе.

– А что за женщина? – спросила она.

– Интересная, – улыбнулся хозяин кофейни. – Женщина-радуга.

– Это как?

– У нее волосы покрашены в радугу. Ну или просто такой парик. Эффектно выглядит. Вроде художница. По-моему, кто-то мне говорил. Она иногда у нас внизу по полдня сидит, гадает желающим, но не на картах, а по Книге Перемен, «И-Цзин». Ваша подруга о ней одно время часто спрашивала, хотела попасть на гадание, но по-моему, так ни разу и не застала. А сейчас эта гадалка как раз в зале внизу сидит. Можете позвонить подруге, вдруг успеет?

Эва удивилась: в жизни не подумала бы, что Каре интересны гадания. С другой стороны, Кара любит экзотику, она даже кришнаитов иногда на улице останавливает, чтобы расспросить. А тут целый «И-Цзин»!

Каре она не дозвонилась. Телефон был отключен. То ли домой усвистела на какое-нибудь совещание, то ли очередной плотоядный демон его проглотил. Обидно, конечно. Эва-то заранее предвкушала: вот я ее сейчас удивлю!

Ладно, не дозвонилась, что теперь делать, – думала Эва. – Пойду хоть сама посмотрю на эту гадалку. И на ее разноцветный парик.

В нижний зал «Кофе-вана» она еще никогда не спускалась. Незачем было: до сих пор Эва заходила в эту кофейню в теплое время, когда сидеть снаружи приятнее, чем внутри.

Зал оказался неожиданно большой, с камином и книжными полками. Народу здесь почти не было, только парочка на диване возле камина и женщина с радужными волосами за большим круглым столом. Смуглая, как Кара, которая всегда казалась загоревшей, словно только что вернулась с какого-нибудь тропического курорта; на темном лице ярко выделялись очень светлые, почти бесцветные, как зимнее небо, глаза. Сидела одна, с отсутствующей улыбкой, перебирала разноцветные счетные палочки, которые, надо думать, заменяли ей стебли тысячелистника. Она произвела на Эву такое сокрушительное впечатление, что та, сама того не желая, подошла и, не спросив разрешения, бесцеремонно села напротив. Смотрела на незнакомку во все глаза. Не из-за пестрых волос, конечно. И не потому, что такая красотка, Эву не волновала женская красота. Она сама не могла понять, почему эта женщина так притягательна? Что с ней не так, или наоборот, слишком так?

Женщина наконец заметила Эву, подняла на нее глаза и уставилась с таким восхищением, словно мечтала об этой встрече всю жизнь. Наконец сказала:

– Не буду я вам гадать.

Эва не стала ее уговаривать, нет, так нет. Хотя интересно, конечно, что такая могла нагадать.

Только успела подумать: жалко, теперь, наверное, придется встать и уйти, – как женщина попросила:

– Посидите со мной, пожалуйста, если никуда не торопитесь.

И Эва честно ответила:

– Торопиться я начну примерно через десять минут.

За все это время они не сказали больше ни слова, просто сидели рядом и разглядывали друг друга, но Эва не тяготилась ни пристальным взглядом незнакомки, ни их общим молчанием. Наконец женщина с радужными волосами вздохнула: