сменил копья на стрелы. Выпустил с двух рук сразу два десятка. Что-то зверь смог отбить, но большинство достигли своей цели. Правда, толку от этого не было. Медведь ощетинился, и все стрелы застряли в его невероятно густой шерсти. Зато разозлился зверь уже основательно, и я понял, что надо или использовать против косолапого какое-то совсем уж сильное заклятие, или убегать.

Стало по-настоящему страшно. Не то чтобы я сильно запаниковал, но драгоценные доли секунды потерял. Зверь стоял уже в полуметре от меня. Двигаться во времени я ещё не научился, а убегать в пространстве было поздно. Медведь зарычал и хватил меня передними лапами за плечи. Я почувствовал, как его когти вонзаются в моё тело. Было больно. Казалось, ещё секунда и зверь разорвёт меня пополам. Я не представлял, какое заклятие способно меня спасти, к тому же у меня просто не было времени, чтобы что-то придумать и уж тем более осуществить задуманное.

Выход из сложившейся ситуации был лишь один — ещё раз попытаться подчинить себе волю животного. Я посмотрел зверю прямо в глаза, максимально сконцентрировался и все свои силы бросил на то, чтобы проникнуть в сознание медведя. Я напрягся так, что мне показалось, будто я сам сейчас растворюсь в этом животном, стану его частью. Я почувствовал, как вскипает моя кровь, как меня распирает от той энергии, которую я пропускаю сквозь себя, пытаясь подчинить себе волю зверя. Казалось, меня вот-вот разорвёт от напряжения. Но выбора не было — в противном случае меня должен был разорвать медведь.

Я выложился полностью. Глаза медведя налились кровью, его рычание оглушало, дыхание обжигало, но я смотрел в глаза зверя и отдавал все силы подавлению его воли. И вдруг я увидел вместо медведя себя. Это было удивительно, неожиданно и пугающе. Я словно смотрел в зеркало. Видел своё искажённое от боли и напряжения лицо, растопыренные пальцы. И я не мог понять, куда делся медведь. Но при этом я слышал его дикий рёв. Тут же в глазах немного потемнело, мне показалось, что я сейчас потеряю сознание. Но я сдержался. И снова увидел медведя.

Зверь почему-то перестал рычать. Он убрал от меня лапы и отошёл на несколько шагов. А дальше произошло то, чего я уж точно никак не мог ожидать: медведь встрепенулся, его полностью заволокло густой белой дымкой, а когда она развеялась, на месте косолапого стоял Дьяниш.

— Неплохо, — сказал наставник. — Весьма неплохо!

Я же не мог вымолвить ни слова — лишь смотрел на Дьяниша, открыв рот и выпучив глаза. Раньше я читал про анимагов, нам и в Кутузовке про них рассказывали, но считалось, что этот навык давно и безнадёжно утерян. После возвращения магии не было зарегистрировано ни одного анимага. Но он стоял напротив меня — самый настоящий анимаг, умеющий по своей воле превращаться в животное. Я просто не мог в это поверить.

— Вы всё-таки смогли это сделать, князь, — как ни в чём не бывало, сказал наставник. — Это очень хорошо.

— Что именно? — поинтересовался я, до конца ещё не придя в себя.

— Залезть в моё сознание. Точнее, в сознание медведя.

— Я этого не заметил.

— Потому что я поставил сильную блокировку. Вы не могли ничего со мной сделать, но я-то ощущал напор. Прямо чувствовал, как у меня в голове кто-то пытается хозяйничать. Поэтому не расстраивайтесь, князь, что не подавили волю медведя. Вы успешно прошли испытание. Даже более чем успешно.

— Да я и не расстраиваюсь.

— Выглядите расстроенно.

— Ошарашенно я выгляжу, — признался я. — До сих пор не могу поверить, что видел анимага в действии.

Дьяниш улыбнулся и сказал:

— Ну хоть чем-то я смог Вас удивить.

— Да Вы меня на каждом занятии чем-то да удивляли, но вот чтобы настолько — такого, конечно, ещё не было.

Наставник развёл руками, словно извиняясь, и улыбнулся.

— Нам в Кутузовской академии преподаватели говорили, что анимагов не существует. Что раньше они были, но после возвращения магии их никто не встречал,— пояснил я своё удивление. — Сказали, что этот навык безвозвратно утерян.

— Отчасти они правы. Навык действительно утерян.

— Я Вас не понимаю. Если навык утерян, то как Вы превратились в медведя, а потом обратно?

— Это не навык, а врождённая способность.

— Вы оборотень? — удивился я.

— Нет, конечно, — улыбнулся наставник. — Если бы я был оборотнем, я бы Вас разорвал на две части и потом даже не помнил об этом. Я самый настоящий анимаг, но моя способность к анимагии наследственная, а не приобретённая. Это не навык, его нельзя изучить. Натренировать можно, а изучить нет.

— А много вас таких?

— Мало. Очень мало.

— Но почему нам в академии про вас не рассказывали? Ведь наши преподаватели явно знают, что вы есть.

— Не все, конечно, преподаватели знают, но многие. А не рассказывают, чтобы не забивать голову той информацией, что вам не нужна. Зачем вам знать об анимагах, если ваш шанс встретиться с ними ничтожно мал?

— Чтобы в случае чего защитить себя.

— Сильно Вам, князь, помогли Ваши заклятия против медведя?

— Вообще не помогли, — признался я.

— Вот! — назидательным тоном сказал наставник. — Обычная стихийная магия вообще не действует против сильного анимага. Только ментальная и то лишь особые заклятия. И вот скажите мне теперь, князь, зачем в таком случае тратить время студентов на изучение того, чему они не могут ничего противопоставить? И что они, скорее всего, никогда в жизни не встретят.

— По Вашим словам, анимаги получаются какими-то всесильными. А как с ними тогда бороться, если этому не обучают?

— В Кутузовской академии не обучают, — пояснил Дьяниш. — А в серьёзных магических заведениях людей и орков, преимущественно военных, есть такая дисциплина — противодействие анимагии. И там к этому подходят серьёзно.

— Изучают лишь противодействие? — удивился я. — А саму анимагию не изучают?

— Нет.

— Потому что анимагов так мало?

— Потому что это расовая особенность эльфов. Люди и орки не могут быть анимагами.

Это было ещё одно потрясение. Я вырос с осознанием, что люди, орки и эльфы отличаются друг от друга лишь цветом ауры да традициями и предрассудками, а теперь выяснялось, что у эльфов есть уникальные расовые особенности — да ещё какие. Это было очень неожиданно.

— А у