– Спасибо, что верите в меня. За это я расскажу вам о своих последних открытиях…

Беседа продолжалась еще двадцать минут. В конце концов Антокольский сообщил, что в палате его ждет восточный конь, которому он обязан показать его клетку, и тихо спросил:

– Мне уже можно идти?

– Да, – кивнула Вера.

Старик поднялся и вдруг грустно сообщил:

– Сегодня на завтрак нам давали шпинат. Один листик был очень похож на коня. Я сохранил его.

– Зачем? – спросила Вера.

– Он поможет мне проникнуть в тайные механизмы бытия, которые приводят в движение шахматную доску. Вы знаете, иногда она движется! Но я не могу рассчитать траекторию ее движения, что меня пугает.

– Уверена, со временем у вас все получится, – снова пообещала Вера. – Главное, чтобы вы продолжали принимать лекарства.

Антокольский улыбнулся.

– Спасибо вам. Беда большинства людей в том, что в их сердцах практически не осталось любви. Во всем виновата теория незаполненных пространств, – мужчина помолчал, сосредоточенно что-то обдумывая, и вдруг попросил: – В следующий раз принесите мне пешку, ладно? Мне не хватает одной пешки, чтобы закончить формулу бессмертия.

– Хорошо, – кивнула Вера, – я принесу. Степан Петрович, вы можете идти в палату.

Антокольский повернулся и, вздыхая, поплелся к двери.

А Вера снова склонилась над больничной картой.

За полтора часа до обеденного перерыва Черневицкий провел заседание, посвященное вчерашнему происшествию. Профессор был сильно расстроен. Он то и дело приглаживал ладонью седую шевелюру, что являлось несомненным признаком душевного дискомфорта.

В течение получаса Игорь Константинович внушал сотрудникам мысль о необходимости предельной осторожности и безукоризненного соблюдения правил безопасности в работе с пациентами. Потом рассказал, что следователь завел по факту гибели Астахова уголовное дело, и попросил в разговорах со следователем быть не только искренними, но и сдержанными.

Затем он сообщил, что клиника оплатит похороны Астахова («Я мог бы об этом даже не говорить, и напоминаю лишь затем, чтобы вы в очередной раз убедились, что мы не бросаем в беде своих»). После чего объявил о том, что вдове Астахова Наталье клиника назначает ежемесячную пенсию в размере заработной платы ее погибшего мужа.

После того как заседание закончилось, Вера нагнала в коридоре Шевердука и пошла с ним рядом.

– Иван Федорович, я бы хотела еще раз поговорить с Евгением Осадчим, – сказала она.

Шевердук покосился на Веру, холодно блеснув стеклами очков.

– Исключено.

– Я врач, – упрямо тряхнула головой Вера, – и теперь заменяю Астахова. Разве не так?

– Осадчий не ваш пациент, – стоял на своем наставник.

Вера нахмурилась.

– Иван Федорович, я думала, что после того, что нам вместе пришлось испытать…

– Это ничего не изменило, – холодно заявил Шевердук.

– Да, но я уже не чужой человек в клинике. И не думаю, что нужно ждать целый месяц, чтобы…

– Вот уж о чем вам вообще не стоит думать, – вновь перебил ее Шевердук. – За вас все продумали другие.

Доктор резко остановился, и Вера едва на него не налетела.

– Вера Сергеевна, – сухо и назидательно продолжил Шевердук, – ваше любопытство может принести вам кучу проблем.

– У меня не простое любопытство, а профессиональный интерес.

– Я понимаю. И все же держите свой профессиональный интерес в рамках, определенных правилами клиники. Вы сейчас чем намерены заниматься?

– Хочу внимательнее изучить больничную карту Часовщика.

Шевердук кивнул:

– Хорошо. А после обеда мы с вами вместе займемся Мусоровым и Антокольским.

Он повернулся и, сунув руки в карманы медицинского халата, стремительно зашагал по коридору.

Вера осталась в коридоре одна. Девушка чувствовала себя оплеванной. Даже после всего, что случилось, ее здесь считают практиканткой! «Нет доступа», «держите себя в рамках», «подождите окончания испытательного срока»… Совершенно невыносимо! Не клиника, а средневековый замок с кучей дверей, на которых висят замки и где по темным коридорам разгуливают призраки.

Один из таких призраков не замедлил появиться. Кто-то тихо окликнул ее:

– Вера Сергеевна…

Она обернулась – перед нею стоял низенький рыжеволосый и конопатый юноша в больничной пижаме. Это был «привилегированный пациент» Ваня Венедиктов, тот самый парень, который спокойно разгуливал по коридорам клиники и разве что в кабинеты к врачам не заходил.

Вера, которую каждое столкновение в коридоре с Венедиктовым едва не выводило из себя, взглянула на парня неприязненно.

– Чего тебе?

Венедиктов шагнул к Вере, пугливо огляделся по сторонам и тихонько сказал:

– Я слышал часть вашего разговора с Иваном Федоровичем.

– И что с того?

Молодой человек облизнул губы и пробормотал, перейдя на хриплый шепот:

– Вы хотите попасть в палату к Евгению?

В глазах Веры полыхнул гневный огонек. Парень не только разгуливает по коридорам, но еще и подслушивает разговоры врачей!

– Твое любопытство может принести тебе кучу проблем, – не без мстительного удовольствия проговорила она, почти цитируя недавние слова своего наставника, – держи свой «интерес» в рамках, определенных правилами клиники.

Повернулась, чтобы идти, но Венедиктов негромко окликнул:

– Подождите!

Вера оглянулась:

– Ну, что еще?

Венедиктов подошел к Вере вплотную, взглянул на нее снизу вверх и прошептал:

– Я могу вам помочь.

– Каким образом?

Юноша что-то вынул из кармана пижамы и протянул Вере.

– Вот!

– Что это?

– Ключ от палаты Евгения Осадчего.

– Откуда он у тебя?

Венедиктов взглянул на Веру голубыми и чистыми, как июньское небо, глазами и сообщил:

– Я украл его.

– Украл?

Парень кивнул:

– Да. Сразу после вашего разговора с Шевердуком. Мы с ним столкнулись за углом. Я сделал вид, что упал. Он нагнулся, чтобы помочь мне встать, и я вынул ключ у него из кармана, – юноша потупил взгляд. – Думаю, доктор очень скоро обнаружит пропажу. Вам надо действовать быстро.

Венедиктов развернулся и торопливо засеменил по коридору.

– Постой! – окликнула Вера.