– Красавчик в белой шапочке?

– Да.

Алексей тихонько присвистнул и проговорил трагическим голосом:

– Жуть. А кто убил?

– Пациент по прозвищу Часовщик.

– Хреново. Слушай, сообрази чего-нибудь похавать. Я с утра ничего не ел.

И Алексей снова повернулся к мольберту.

Вера не верила своим глазам. Она только что сообщила о смерти – нет, об убийстве! – человека, а муж лишь присвистнул и как ни в чем не бывало продолжил работу.

– Это все, что ты можешь сказать? – удивленно проговорила Вера.

– А что еще? – не оборачиваясь, спросил Тенишев.

– Ты даже в лице не изменился.

Из груди Алексея вырвался раздраженный вздох.

– Милая, я ведь его почти не знал. Если стану горевать по каждому человеку, которого видел раз в жизни, я сыграю в ящик, недотянув и до тридцати.

Завершив свой маленький монолог, в котором звучала безграничная вера в собственную правоту, Алексей окунул кисть в растворитель. Проделал это с видом человека, который может себе позволить все, потому что всегда прав.

Брови Веры дрогнули.

– Но нельзя же быть таким бессердечным! – с чувством воскликнула она. – Пациент убил врача! Ты понимаешь? На месте Астахова могла оказаться я!

Алексей хмыкнул.

– Но не оказалась же. Ты у меня умненькая и никогда не сунешь голову в огонь.

– Астахов тоже не совал, – угрюмо пробурчала Вера. – Система защиты дала сбой. Она дала сбой, понимаешь?

– Понимаю, – Тенишев задумчиво смотрел на холст. – Но все равно не могу горевать по человеку, которого почти не знал.

– Ты рассуждаешь, как какой-нибудь киллер.

– Вовсе нет. Но мне приходилось видеть, как умирают люди. Два моих приятеля умерли от передозировки у меня на глазах. Я стоял рядом и ничего не мог сделать. Я и сам однажды чуть не отбросил коньки. И что с того?

Вера слушала его с выражением недоверчивой угрюмости на лице.

– Ты хочешь сказать, что привык видеть смерть?

Алексей покачал головой:

– Нет. Но я не собираюсь впадать в истерику из-за того, что какой-то псих прикончил какого-то психиатра, – Алексей перестал сдерживаться и повысил голос.

Вера сникла.

– Леш, что происходит, а? – пробормотала она.

– Ничего, – ответил Алексей, и в голосе его снова прозвучали отчетливые нотки раздражения. – Я просто пытаюсь работать.

Вера сделала шаг ему навстречу и тихо спросила:

– Ты на меня за что-то обижен?

– С чего ты взяла?

– Я же вижу.

Несколько секунд Тенишев молчал. Наконец, справившись с гневом, сказал:

– Слушай, Вер, мне кажется, что я наконец-то нашел свой собственный стиль. И хочу поскорее закончить картину, понимаешь? Хочу посмотреть, что выйдет.

– Я понимаю, – кивнула Вера.

– Давно не работал с таким воодушевлением, – продолжил художник, чуть повысив голос, – и тут приходишь ты…

Вера шмыгнула носом. Алексей скривился:

– Только не это! Арнгольц, возьми себя в руки!

На глаза Веры навернулись слезы. Тенишев поджал губы, улыбнулся, явно через силу, и уже тише сказал:

– Ладно, прости. Я повел себя как бесчувственная скотина. Ну правда, заяц… Извини.

Он протянул руку, чтобы погладить Веру по голове. Она поймала его теплую ладонь и прижала к своей щеке.

– Леш, – голос Веры звучал тихо и грустно, – у нас с тобой точно все в порядке?

– Конечно.

– Ты говоришь так, чтобы поскорее отвязаться от меня?

На скулах Алексея вздулись желваки.

– Вер, может, хватит, а? Ты торчишь в своей клинике с утра до ночи. Потом приходишь и начинаешь выяснять отношения. Какого черта?

– Но ты…

– Я просто хочу поработать! – он собрался отдернуть руку, но Вера ее удержала.

– Хочешь, я буду приходить домой раньше? – тихо спросила она.

Тенишев нахмурился.

– Зачем?

Вера повернулась и, опустив плечи, побрела к двери. Алексей швырнул кисть в банку и нагнал ее.

– Подожди! – он взял ее за плечо и повернул к себе. – Вер, ну что за истерика, а? У тебя погиб коллега, и ты переживаешь, я понимаю. Но меня-то зачем впутывать в свои скорбные дела? Хочешь, чтобы я вскрыл себе вены? Хорошо, вскрою. Но ведь ничего не изменится! Пойми, моя голова забита другими проблемами. И на твоего Астахова мне плевать с высокой колокольни. В конце концов, он сам во всем виноват.

Вера подняла голову и пристально посмотрела мужу в глаза. Затем отвела взгляд и сказала:

– Ты прав. Я веду себя как обиженный ребенок. Но я сильно расстроена. И знаешь… мне дьявольски хочется выпить. Слушай, Леш, а давай откроем бутылку вина?

– Вина нет, – Тенишев с хмурым удивлением глядел на жену. – Есть пиво.

– Ну, давай выпьем пива. Если я сейчас чего-нибудь не выпью, то сойду с ума. Честное слово.

Несколько секунд Алексей молчал, явно не понимая, что происходит, но потом махнул рукой (как делал всегда, столкнувшись с неразрешимой проблемой) и весело проговорил:

– Тогда айда на кухню, и да здравствует белая горячка!

Он развернул Веру к двери и весело подтолкнул ее под ягодицы.

– Лешка! – с упреком воскликнула Вера.

– Арнгольц, у тебя все еще упругая попка! – со смехом объявил Тенишев. – Я уже и забыл, как приятно за нее подержаться.

– Дурак! – с напускным гневом воскликнула Вера. – Дурак и пошляк! Не вздумай ко мне сегодня приставать, понял?

– И в мыслях не было.

– Дважды дурак!

У двери Алексей снова развернул к себе Веру, стиснул ее в объятиях и крепко поцеловал в губы.

Полчаса спустя они, обнявшись, сидели на диване и пили пиво прямо из бутылок. На столике лежала сумочка Веры, и из нее торчал уголок компакт-диска. Тенишев спросил:

– Что за диск?

– Это с работы, – объяснила Вера. – Хотела посмотреть на сон грядущий, но черт с ним.

– Как «черт с ним»? Надо, значит, надо.

Вера поежилась в объятиях мужа.

– Леш, ну его к черту. В конце концов, я дома, а в не в клинике. Имею же я право на частную жизнь?

– Имеешь. Но если уж притащила в дом гадость, то давай посмотрим.

Вера взглянула на мужа удивленно.

– Тебе правда интересно?