Да-да, прекрасный овал теперь обрамляет паутина,невразумительный пух, тонкие стекловидные волокна – и вот уже лицо перестаетбыть красивым, приобретает ярко выраженный землистый оттенок; глаза и ротвваливаются, нос заостряется, подбородок выпячивается вперед. До этого моментав ушах феи висели роскошные жемчужные серьги, а теперь?

Что видит Васька теперь?

Черных скорпионов с хищно загнутыми хвостами.

От страха у Васьки свело челюсти. Она и рада была бызаорать, да звуки застряли в горле. Она и рада была бы убежать, да ноги врослив пол. Васька стояла, не двигаясь, а ввалившиеся глаза смотрели и смотрели нанее. А ввалившийся рот тщился изобразить улыбку.

Если бы этот кошмар продлился чуть дольше, Васька навернякаумерла.

Но он закончился, едва начавшись.

Перед ней с самым обычным, хотя и немаленьким, ножом в рукахстояла Мика. Такая же пресная, какой была всегда. И с лицом у нее все обстоялонормально, и в ушах не было не то что скорпионов, а даже тех замечательныхжемчужных серег, которые так потрясли Ваську.

Серег не было, а улыбка была.

Васька делила Микины улыбки на несколько категорий:

заискивающая

просящая

примирительная

жалостливая

слезливая

«как насчет луна-парка в воскресенье?»

«почему ты не хочешь мне помочь, малыш?»

Потому что ты мне не нравишься, – обычно отвечалаВаська.

Но сейчас, обретя свой первозданный вид, Мика дажепонравилась Ваське. Впервые в жизни. Лучше уж быть сестрой жалкого ничтожества,чем сестрой монстра. А не лучше, – так безопаснее наверняка.

– Что это? – выдавила из себя Васька.

Может, Мика объяснит ей, что происходит на кухне этой ночью?А если это происходит каждую ночь? Даже одна мысль о подобном вызывает к жизнимурашки на спине.

– В каком смысле? – ушла от прямого ответа Мика.

– Что ты тут делаешь?

– Готовлю.

«Кручу-верчу, обмануть хочу», – говорил в таких случаяхпродвинутый Леха. Мика – крутит и вертит, в этом не может быть сомнений. Сдругой стороны, – запах, витающий в кухне, вызывает активноеслюноотделение, каждый сантиметр кухонных поверхностей облепили благополучноматериализовавшиеся мысли о пище, еде, трапезе. На доске перед Микой лежатошметки зелени, и сердцевинки салатных перцев, и лиловая шелуха от лука, и ещемного чего.

– Ночью? – глупо спросила Васька, как будтолуковой шелухе не все равно, когда лежать на столе – ночью или днем.

– Ночью. Почему нет? Такое у меня настроение.

– Ясно, – Васька с трудом подавила в себе желаниеотлепиться от косяка и с разбегу нырнуть в соблазнительные волны запаха. Не-ет,она не будет неосмотрительной дурой, да и кто знает, что ожидает ее на дневолны?

Черные скорпионы с хищно загнутыми хвостами.

– Хочешь попробовать? – улыбнулась Мика. Улыбкой,выходящей за рамки составленной Васькой классификации. Определенно, – этоновая улыбка. И новая посуда на плите. Вернее, хорошо забытая старая посуда.Васька, облазившая в доме каждый уголок, прекрасно знала, что в кухонных шкафаххранятся закопченные, перелуженные, покрытые серым налетом времени кастрюли,сковороды, сотейники. И даже один казан.

На газовой конфорке, над слабо тлеющим огнем, тоже стоялказан. Такой же величины и формы, но при этом – восхитительно прекрасный,восхитительно чистый, сверкающий червонным золотом подобно шлему рыцаря. Неказан, а произведение искусства. Единственное, что роднило его с тем, старым,казаном, – клеймо на боку.

Васька хорошо знала, что изображено на клейме: маленькаяптичка. Почему-то она решила для себя, что это обязательно должен быть зимородок.

И вот теперь Мика предлагает ей отщипнуть частицу отсвященной плоти зимородка, положить ее в рот и подождать, пока она растает. Авместе с ней в Васькино тело проникнут божественный запах и божественноежелто-оранжевое сияние. Проникнут – и осветят все самые темные, самые потаенныеего уголки.

– Так положить тебе кусочек? – продолжала искушатьМика.

– Нет.

У Васьки свело губы – так не в жилу оказалось это «нет»,таким навязчиво-неотразимым был дух только что приготовленной еды.

– А что это? – не выдержав, спросила она.

– Рыба. Хочешь рыбки?

Хочет ли она рыбки? Еще бы не хотеть! Она засунула бы вовнутренности казана сразу обе руки, и никаких вилок, никаких ложек не надо, чтоже останавливает ее? Воспоминание о червях на рукояти, воспоминания о паутине вместоволос. Если уж Мика в какой-то момент может оказаться «совсем не Микой», тотрудно представить, чем обернется рыба в казане.

И какими будут последствия для нее, Васьки.

– Вот еще! Рыбы не хочу. Хочу сладенького!.. Собрав вкулак все свое мужество, Васька прошлепала мимо ныне здравствующей газовойплиты, мимо плиты, исполняющей роль разделочного стола, мимо самой Мики и мимоМикиного ножа. Силы оставили ее у холодильника, пришлось даже ухватиться рукойза дверцу, чтобы не упасть. Крепко хлопнув ей, Васька схватила первуюпопавшуюся плошку с йогуртом: надо же было как-то оправдывать «сладенькое».

Хотя бы и перед Микой.

Первый этап завершился благополучно, теперь нужновозвращаться. Тем же путем, мимо Микиного ножа и мимо самой Мики. Главное,чтобы опять не случился кошмар с паутиной, со впавшим, похожим на сожженныймуравейник, ртом. Второго такого превращения Васька просто не переживет.

До спасительной двери было далеко – гораздо дальше.

чем обычно, и расстояние увеличивалось прямо паглазах, – и какой только черт понес Ваську к холодильнику? Она вполнемогла обойтись без йогурта, а во всем виновато ее упрямство и неизбывноежелание казаться храбрее и бесстрашнее, чем есть на самом деле. Пока Васькатихо проклинала себя на все лады, с Микой опять начали происходить изменения.Правда, не такие кардинальные, как в тот, первый раз: как будто невидимый, новсесильный фотограф, проявлявший снимки Микиного лица, устал, или находился враздумье, или находился в ожидании: какими же именно получатся фотографии? И какаяличина больше всего подходит Мике? Прекрасная, ужасная, самая обыкновенная?..

– А я нашла коробочки. Хочешь посмотреть?

Коробочки.

Новая напасть.

Несмотря на страх, Васька все же продвигалась к заветномувыходу, и мимо нее (слепка искаженные, как в ночном светильнике), плылисердцевинки от салатных перцев и луковая шелуха. Она решила смотреть именно наних, чтобы не сосредотачиваться на Мике и ее тесаке. Откуда Ваське было знать,что за невинным фасадом перца, зелени и лука прятались какие-то коробочки?