Значит, ты теперь повариха?

Это называется по-другому, – парировала Мика, но как именно,уточнять не стала.

И вся ваша компания ест твою стряпню?..

Каши, яичница, замороженные овощи, магазинные котлеты ибитки – вряд ли такой набор мог устроить какую бы то ни было компанию; ноВаська предпочитала думать именно о них и совсем не думать о рыбе в медныхлапах зимородка. Думать о рыбе со специями из жестянок означало вновь и вновьвозвращаться к ночному кошмару. С ним все произошло совсем не так, как сдругими кошмарами, – он не позабылся, не стал смешным, нелепым и нестоящим внимания. Напротив, каждый раз случайно наткнувшись на него в темныхзакоулках памяти, Васька испытывала иррациональный ужас.

Он потускнел лишь со временем.

Года через три-четыре, когда Ваське удалось завалить егомассой других событий, тут же становившихся воспоминаниями. Такими, как гибельБычка, например. К пятнадцати нелепый и мешковатый Бычок вытянулся и оброслегкими мускулами: он серьезно увлекся фристайлом и прыжками с трамплина,принял участие в нескольких соревнованиях городского; и областного масштаба идаже успел завоевать место в первой двадцатке. Васька нравилась обоим – и Лехе,и Бычку, детская дружба незаметно переросла в некое подобие первого робкогочувства. И, если бы Ваське пришлось выбирать, она, несомненно, выбрала быпродвинутого Леху – рассказчика сумасшедших историй, кладезя всевозможных (восновном – бесполезных) знаний; рот у Лехи не закрывался, и в этом он выгодноотличался от молчаливого Бычка.

Они признались Ваське в любви одновременно. Так и сказали: вотмы. Вот ты. Тебе и решать, чьей девчонкой быть, Васька.

Конечно, она бы выбрала Леху, если бы Леха не был активныминтернет-пользователем.

С некоторых пор он зависал в чатах и на каких-то диковинныхинтернет-конференциях, скачивал музыку и картинки, входил сразу в десятокинтернет-сообществ и соорудил собственную страничку, которая (несегодня-завтра) грозилась перерасти в полноценный сайт.

Леха взахлеб рассказывал об Интернете, считая его самымгениальным изобретением человечества. И никак не мог взять в толк, почему жеВаська так к нему равнодушна.

Нет, Васька не была равнодушна к Интернету.

Она его ненавидела.

С ее крайней, редко встречающейся формой дислексии пялитьсяв экран монитора бесполезно. Все равно ничего не прочтешь, а если уж особенносильно напряжешься, то разум выдаст тебе гору разрозненных паззлов, на каждомсантиметре поверхности, – только и всего.

Интернет-Леха потерян для нее навсегда.

А Бычок – вот он. Молчун, не склонный что ни секундуизрекать премудрости. К тому же Бычок занимался опасным делом, а опасные делавсегда привлекали Ваську, Благодаря Бычку она и сама втянулась в экстремальныйспорт, обросла собственными новыми друзьями с ветром в голове и сноубордамиподмышкой. С одним из них она даже закрутила роман, в то время как Бычокотправился на соревнования куда-то в Карелию. И уже подготовила небольшую речь,общий пафос которой сводился к «мы расстаемся». Речью Васька так и невоспользовалась – Бычок погиб.

Сломал себе шею – исполнение тройного сальто оказалось неудачным.

Гибель Бычка совпала по времени с открытием ресторана «Нольза поведение».

Тогда новое место работы сестры мало волновало Ваську, ктомог знать, что через каких-нибудь три года и она окажется там.

Любая другая работа, кроме совсем уж бросовой (типапосудомойки, или дворника, или уборщицы, или сотрудника собачьего приюта),представляла для Васьки определенные сложности. Она не могла устроиться дажекурьером: от курьера требовалась не только мобильность, исполнительность ихорошая память, но и умение ориентироваться в массе адресов, кабинетныхтабличек и телефонных номеров. При Васькинойредкой психологической особенности(как называла дислексию политкорректная Мика) это тоже было весьмапроблематичным.

И когда Мика предложила ей поработать официанткой в «Ноле»,Васька неожиданно для себя согласилась. Хотя и понимала, как это выглядит состороны:

триумф паука.

Паук, не мытьем так катаньем, добился своего: он стал нужнымВаське.

Трудно представить что-либо более ужасное, чем этот скорбныйфакт.

И вот теперь чудесная птица Кетцаль, за спиной которой сидитВаська, спрашивает: не сука ли ее сестра?

Долго, слишком долго Васька обдумывала ответ.

– Она не сука. Она – ведьма…

* * *

…Когда у нее возникла мысль убить Мику?

После секса с Ямакаси.

Самого первого секса, в тот вечер, в ту ночь, когда Ямакасивпервые появился в мастерской и повесил свой тощий рюкзак на гипсовое стремялошади Рокоссовского.

– Сейчас или потом? – спросил он.

– Что? – не поняла Васька.

– Когда будем трахаться – сейчас или потом?

С предложениями перепихнуться Васька сталкивалась едва ли неежедневно. И, в зависимости от обстоятельств, а также от личности сделавшегопредложение либо сразу давала в морду (устраняя возможные разночтения), либомеланхолично ссылалась на вагинальный кандидоз. Последний аргумент, какправило, срабатывал безотказно.

Но в случае с Ямакаси все вышло совеем по-другому.

Во-первых, он был птицей. И не просто птицей, каких миллионыи миллионы, – птицей Кетцаль. С гладкой, как эмаль, кожей. С блестящими,как перья, татуировками. В вопросе птицы не было ничего пошлого, ничегооскорбительного, напротив – он был таким же невинным и простодушным, какнедавние терракотовые рассуждения об убийстве.

Разве можно сердиться на птицу?

– Как хочешь, – сказала Васька.

– А ты сама-то хочешь?

Хочет ли она? Не то чтобы очень, но… Его тело умеет летать.В его теле нет ни одного изъяна, во всяком случае, в той его части, чтонаходится на поверхности. Что не скрыта жилеткой и легкими полотняными брюками.Васькина память всегда была избирательна: события последнего времени частостираются или сбиваются в один маловразумительный ком. Но она хорошо помнитсебя пятилетней, в волнах Красного моря, поблизости – коралловый риф, тогда онпоказался ей огромным. Коралловый риф безумно нравится Ваське, но настоящий шокона испытывает, когда ныряет под воду. Риф – не мертвая крепость (вид сверху),а самый настоящий живой сад, полный восхитительных, никогда не виданных цветов.Цветы поворачивают к ней свои головки, между цветами снуют рыбы – пятилетняяВаська потрясена.

Подводная часть рифа «Ямакаси» все еще скрыта от глаз, но уВаськи, которой почти двадцать, учащенно бьется сердце:

ее ждут великие открытия.

– У тебя забавные сандалии, Ямакаси.