– Канэщно, дарагуй! Какуй пуситяка! Отвузю куды нады! – почуяв невыносимо приятный запах золота, засуетился в гондоле «Рахмут». Ведь знал же бедняга, что жёлтый металл и кровь имеют одинаковое амбре, но почему-то не придал этому факту значения, а поспешил навстречу неизбежности.

Первым делом он, чуть не прибив варвара, выкинул из корзины якорь, который, волочась по земле, затормозил и остановил полёт воздушного шара. После спустил верёвочную лестницу, по которой сразу с лошади Скотти взобрался в корзину и, надрываясь, затащил верного Конанифала следом.

– Вах, какуй нэважьний вид! Гиде у табе балит? – посмотрел в осунувшееся обветренное лицо киллера-следопыта воздухоплаватель, впрочем, быстренько переведя тему в другое русло. – Ми паедет куды скажушь, как бакшиш мине покажушь.

Крупный Рогатый Скотт непонимающе смотрел на «Рахмута».

– Бакшиша! Бакшиша! Такса! – потёр «тюрбан» большим и указательным пальцами друг о дружку. – Крюдитаспасубность показуй, палаван-боходор, и полетюли.

Сообразив, о чём талдычит водитель шара, Скотти понимающе кивнул.

– Значит, бакшиш, говоришь?

– Та, та, бакшиш!

– А вот тебе – шиш! – сунул следопыт «тюрбану» дулю в нос. – Я по твоей милости уже больше недели здесь с обезвоженными организмом и конём плутаю! Это из-за тебя меня у стен того самого города-сарая чуть не укокошили! Короче, так! Я объявляю о захвате твоего воздушного судна и тебя вместе с ним, в заложники, пока не доставите меня в родные пенаты!

– Не ната мине пината! – взмолился обескураженный захватом судна «тюрбан». – И рукама бита не ната! Тавай, ладна, тебю как друбжану, за полсена давези будю.

Следопыт вытянул из-за спины свой грозный топор и аккуратно взял свободной рукой «Рахмута» за шкирку.

– Не беси меня, Рахмут! – «попросил» он своего заложника. – Поверь мне на слово: я, очень соскучился по кровавому рубилову, – помахал топором около воздухоплавательского лица Скотти, – и тебя запросто нашинкую в капусту, коли возмущаться будешь. Ещё одно неосторожное слово…

– Понюла я, понюла, моя гопстопдина, – практически без акцента ответил воздухоплаватель. – Пазвалите отщаливать?!

– Свистай всех наверх! – отпустил «Рахмута» следопыт, удостоверившись, что тот понял всё предельно ясно. – Держи курс на северо-западо-заход!

– И тэк тошно! – отрапортовал «тюрбан», снялся с якоря и запыхтел своим самоваром, набирая скорость курсом строго на «северо-западо-заход».

– Кстати, и водички дай, если есть, – стряхнув с себя последние признаки агрессии, обратился к заложнику варвар, теперь уже не просто следопыт, а ещё и начинающий террорист. Увидев, как дрожит от страха «Рахмут», Скотти попытался взбодрить его. – Эй! Да не убивайся ты так! Доставишь меня в нужное место, верну судно и разрешу убираться восвояси. Всё Раха – мир!

– Нэт! Тока нэ ета – нэ харакир! – бухнулся заложник своего слабого языкознания на колени перед Скотти. – Нэ убиву, Вайся, мэня! Нэ свэрнуй мине шей и не разреживай мэня, Вась, по пояси!

Поняв, что «Рахмут» толком ничего так и не понял, всё ещё сердившийся на него следопыт, не стал того дальше ободрять (пускай, если на то пошло, боится, сговорчивее будет) и ещё раз повторил просьбу насчёт воды.

– Сэйщас, бэликий боходор, сэйщас, – услужливо поклонился «тюрбан» и, не вставая с колен, отполз в другой угол корзины, где у него лежали скрытые под хламом припасы. – Вота табе вада! – протянул он Полисею коржун с прохладной жидкостью и показал пантомиму «пьющего мальчика», – На, певай вада, многа-многа певай.

Конанифал недовольно заржал и потянулся копытом к воде.

– Старших надо уважать! После меня, Конанифал! – прикрикнул на лошадь Скотти-варвар, принял сосуд, откупорил его и, сделав несколько глотков, обернулся к заложнику. – Слышь, привкус какой-то у неё странный и оскомина на зубах. Она не протухла у тебя здесь?

– Нэт, чито ты! Пий, пий, боходор, на здороввя! – расплылся в подозрительной ухмылке «Рахмут», но потерявший бдительность варвар обратил на ухмылку ровно ноль внимания и вновь приложился к коржуну.

– В самом деле, не пойму, – сказал в очередной раз, оторвавшись от «горла» Скотти. – Я как тот вежливый лось в притче «пью, пью, а мне всё хуже и хуже». Даже голова закружилась, как от вискаря.

– Правюлно! – уже в полный голос засмеялся «Рахмут». – Эта жи вада из мётрвого мория! Иё пить не карашо, иё ранка заживилят нада. Ти типер умирёша, боходор! Ну, как мунимим, в кома впадиешь. Хе-хе-хе!

Почувствовав моментальное ухудшение самочувствия, и сопоставив его с труднопонимаемой речью «Рахмута», отравленный следопыт пришёл в ярость и, вновь оголив свой топор, принялся из самых уже наипоследнейших сил гоняться за заложником по корзине.

Догадавшись, что в виду последних событий он может и не пережить варвара, «тюрбан», едва увернувшись от боходорского топора, решил по собственной воле покинуть воздушное судно (а не в качестве метательного снаряда, взбесившегося палавана) и храбро выпрыгнул из корзины на полном ходу с огромной высоты.

Крикнув: «Питясот адын!», он дёрнул за кольцо на тюрбане. Обмотанное вокруг головы полотнище развернулось в пускай и примитивный, а работоспособный парашют.

Ловко управляясь с «парашютом», «Рахмут» начал парить в воздухе, медленно опускаясь на землю, а бедный варвар, прокричав ему вслед массу многоэтажных неологизмов, замертво повалился на пол корзины.

Одинокий боевой конь Конанифал, обнюхав безвременно усопшего хозяина, с горя протяжно заржал, а потом, откинув в сторону всякие стереотипы и предрассудки, ещё и завыл на белое солнце пустыни.

Воздушный же шар, теперича соверешенно никем не управляемый, помчался по воле ветра курсом не на «западо-заход», а совсем куда-то в другую сторону.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Итак, давайте вернёмся к Перебору и его спутнику. Что мы здесь имеем на настоящий момент? «Медные трубы» наши герои прошли, точнее трубки «самогоноаппарата» вывели из строя так, что восстановлению те не подлежат. Ставим галочку.

Далее. Из воды сухими вышли, вернее трясину форсировали, не нахлебавшись болотной жижи. И здесь плюсик отмечаем.

Осталось испытание огнём преодолеть, то бишь с огнедышащей тварью «стрелку забить» и там же на месте её, тварь огнедышащую, и забить. На спортивном жаргоне это означало, что 1/8 и 1/4 финала нашим героям уже покорились и теперь они в одном шаге от полуфинала. Это хороший расклад.

Ну что же, продолжим путь.

Даже не подозревая о прошедших стороной смертельных опасностях, которые, словно стрелы просвистели у виска, Перебор с Савко максимально возможным форсированным маршем преодолевали таёжные дебри, обрамлявшие Ахтымль-камень, пушистым хвойным поясом верности.

Богатырь, ещё более молчаливый, чем прежде, брёл в авангарде, продираясь сквозь непроходимые силобирские «джунгли». Саван, с урчащим от голода животом (если проблему с питьём они разрешили, наткнувшись на лесной родник, то на еду Перебор отвлекаться не стал), ступал за товарищем, еле перебирая ноги и едва успевая уворачиваться от ветвей, так и норовивших хлестануть его по унылой физиономии. Примерно догадываясь, по какому поводу Перебор так хмур, Савко не лез к нему с жалобами и предложениями по поводу привала и какого-нибудь перекуса, терпел, проявляя чудеса молчаливой выносливости.