– Кто все, Владимир?

– Все, кто в наших богов верит.

Удивительно, но он так и сделал!

Новое капище сложили вне теремного двора, к изумлению киевлян. Князь словно равнял их с собой, сначала присутствуя при установке идолов, а потом и принося вместе с волхвами жертвы.

Издревле князья были словно в стороне, Киев хоть и имел княжий престол, но княжьим городом не был. Княжий каменный замок стоял в стороне, да и на сам княжий двор в Киеве горожан не допускали, ни к чему всем видеть жизнь князя и его семьи. Каменный замок построили еще при Аскольде и Дире, теремной деревянный двор в городе возвел для своих наездов князь Игорь, княгиня Ольга любила свой Вышгород, князь Святослав и вовсе походы, а Ярополк сидел в замке.

Новый князь сломал все правила – он поселился на теремном дворе, а новое капище поставил вне его! Владимир словно делился с киевлянами своей жизнью, своей верой. Это не могло не вызвать отклика.

Но Добрыню все равно волновал вопрос: зачем? И уй не успокоился, пока не получил на него ответ:

– Киев смесь разных людей. Сколько здесь разных вер! Иудеи, магометане, те Тору поклоняются, а другие вон Христа чтут. Более всего христиан стало, их бабка Ольга привлекла. Хочу своих богов над другими поставить. Те боги, коим князь поклоняется, главные! Об этом все помнить должны, христиане в том числе.

В этом была какая-то высшая разумность, которую даже Добрыня не сразу постиг. А ведь племянник прав – он должен показать, что его боги главные, что остальные здесь только гости.

Волхвы, конечно, поддержали.

Кумиров устанавливали всем миром. Огромный истукан Перуна был хорош – златоусый, сребровласый, он возвышался над остальными как хозяин. Княжий бог, дружинный. Так и должно быть.

– Десятину дохода на капище жертвую!

Присутствующие от таких слов ахнули. Богов щедро одаривали, но чтоб так…

Но и купцов и земледельцев князь тоже не обидел – не подле теремного двора, не в центре, но ближе к торжищу на Подоле встал обновленный кумир Велеса. Сам Владимир этого бога не особенно почитал, но для других истукана велел поставить.

Всех привлек к себе князь – волхвов новым капищем, купцов истуканом Велеса, лучших мужей киевских и дружину пирами, что устраивались на теремном дворе. А простых горожан ласковостью своей.

О Рогнеде Добрыня вспомнил не скоро – когда князь вдруг объявил, что опальная Горислава третьего сына родила.

– Всеволодом назвал.

– Я съезжу, посмотрю. – Добрыня постарался, чтобы в голосе не прозвучала просьба.

Владимир только коротко кивнул.

В Предславино Добрыня поехал с утра, чтобы успеть вернуться до вечера.

Во дворе, который князь отвел для жизни Рогнеде с сыновьями, гарцевал какой-то рыжеволосый юнец, осваивая удары на скаку, он раз за разом срубал наставленные на шестах флажки. Добрыня даже залюбовался тем, как юноша ловко и вовремя пригибается, чтобы не задеть головой натянутые веревки, выпрямляется, рубит и скачет дальше.

Усмехнулся:

– Ловок юнец.

Хотел сказать, что готов взять его в свою дружину, но услышал от сопровождавшего слуги:

– Это хозяйка.

– Кто?

– Рогнеда… Или Горислава, как ее надо звать?

Рогнеда развернулась в конце двора и увидела гостя. Через несколько мгновений она уже осаживала коня рядом с дядей своего мучителя.

– Здравствуй, княгиня, – приветствовал ее изумленный Добрыня.

Юная женщина была чудо как хороша в мужской одежде и с короткими рыжими волосами, удерживаемыми только простой полоской тесьмы – оберегом.

Она легко слетела с коня на землю и насмешливо ответила:

– Приветствую тебя, князь. Но я не княгиня, а рабыня.

Добрыня не стал спорить, предложил:

– Пройдем в дом.

Сказал и пошел, не обращая внимания на Рогнеду. Услышал, как та похлопала лошадь по шее:

– Ты молодец.

В покоях, повинуясь жесту Рогнеды, служанки быстро подхватили малышей и скрылись с глаз.

Дождавшись, когда дверь закроется, Добрыня вдруг заявил Рогнеде:

– Я тоже не князь. Был княжичем, как и ты. Как и ты, стал рабом, но добровольно. Как тебе удалось подружиться с Алохией?

Изумленная Рогнеда не успела отреагировать на первые две фразы и вынуждена ответить на вторую:

– Она умней вашего князя!

– Нашего князя. Только две хитрые женщины могли придумать то, что придумали вы с ней.

– Что?

Рогнеда почувствовала досаду. Неужели их с Алохией задумка раскрыта и князь Владимир попросту отберет у новгородской жены то, что они с таким трудом заработали?!

– Не бойся, князь не знает о том, что ты помогла Алохии выкупить своих людей и приставить их к делу.

– Что же ты ему не рассказал?

Добрыня улыбнулся:

– С дороги квасу не предложишь?

Рогнеда опомнилась, хлопнула в ладоши:

– Эй, принять дорогого гостя! И квасу ему.

– Хорошо, – улыбнулся Добрыня. – Потом поговорим с глазу на глаз.

Он отведал яств, приготовленных слугами Рогнеды, отметив, что ее трапеза отличается простотой, но вкусна и сытна. Обошел двор, осмотрел постройки.

После сытного обеда, во время которого разговор шел обо всем и ни о чем, Добрыня улегся поспать. Он явно намеревался остаться до следующего дня, потому Рогнеда распорядилась приготовить опочивальню для гостя и отправилась заниматься своими делами.

Добрыня и не собирался спать, немного погодя он осторожно выглянул из своей комнаты, убедился, что никто не видит, и выскользнул на боковое крыльцо.

Слух не обманул княжьего дядю, на дворе раздавался детский смех – это Рогнеда учила держаться в седле своих сыновей. Четырехлетний Ярослав сидел впереди матери, а пятилетний Изяслав уже сам на небольшой лошадке. Что-то насторожило Добрыню в посадке младшего из братьев, слишком крепко держала его мать, а он сам цеплялся за луку седла, словно только на ее и на свои руки рассчитывал.

– Ты учишь сыновей держаться в седле?

Рогнеда нахмурилась, но ответила с вызовом:

– У них нет отца и воспитателя тоже нет. Приходится матери. Но я тоже справляюсь. Почему ты не спишь?

– Не дают уснуть мысли. Когда закончишь, скажи, чтобы позвали меня. Мы так и не поговорили.

– Я закончила.

Рогнеда спрыгнула с лошади, держа Ярослава под мышкой, передала мальчика слуге и увлекла Добрыню в дом, явно чтобы тот не видел ребенка.

Но дядю князя не обманешь.