– Двух зайцев одной стрелой убить хочу, – отвлек дядю от размышлений Владимир.

– Кто за двумя зайцами погонится… Забыл?

– Это если они в разные стороны бегут, а если в одну? Печенеги Руси сколько лет уж покоя не дают. Скажи, – Владимир вдруг уселся напротив Добрыни, впился в его лицо взглядом, свои глаза блестели, точно солнечные лучи на воде в ясный день, – ты слышал о Змиевом валу?

– Слышал.

Он что, новый вал копать вздумал? Так ведь по преданию богатырь Кожемяка свой вал Змием пахал, а у Владимира Змия нет, и хорошо, что нет.

– Я о том валу, что степняков от Руси отсекал. Вала уж нет, но граница быть должна. Надобно крепости вдоль границы со Степью поставить, понимаешь?

– И кто в тех крепостях жить будет? Откуда ты на границе со Степью столько людей наберешь, ежели оттуда испокон века в лес бегут, чтобы не быть сожженными каждый год.

Владимир даже рукой воздух рубанул, словно услышал что-то, о чем сам думал:

– Вот! Людей на окраине нет, потому и защищаться невозможно. Я помню, как печенеги Киев осадили, а мы с бабкой Ольгой в тереме сидели, пока… князь Святослав, – он явно хотел сказать «отец», но не сказал, назвав Святослава просто князем, – не примчался, чтобы Курю отогнать. А будь у нас крепости далеко от Киева, разве смог бы Куря до Киева дойти?

– Где людей возьмешь? – напомнил Добрыня.

– Из новгородской и других земель привезу. Мало ли там безземельных да молодых, которым деваться некуда, потому как младшие? Всем клич кину, чтобы в дружину новую шли и на строительство крепостей заодно.

– Хм… Это твой второй заяц, что ли? – поскреб пятерней затылок Добрыня.

– Второй?

– Ну, крепости вместо вала – первый, люди со всех концов Руси – второй?

Князь вскочил, с удовольствием рассмеялся:

– Тогда еще и третий есть! Чем варяжские дружины сильны? Воинским братством. Там не важно, с какой ты стороны, был бы воином хорошим и верен данной клятве, так?

– Так.

Добрыня готов был восхититься мудростью племянника, да, молод, но умен князь, ничего не скажешь.

– Вот такое братство и надо создать в крепости, а чтоб по своим родам не разбились, в каждую из разных земель людей привезти. Встанет крепость, а в ней и новгородцы, и полочане, и вятичи, и кривичи, и все остальные. Всех понемногу, а объединены одним – защитой Руси. Понимаешь? А во главе вон по варягу поставлю, те их быстро мечи в руках держать научат.

У Добрыни лишь одно сомнение осталось:

– А пойдут ли?

– К себе на службу позову, плату достойную определю, вооружение собрать помогу.

– А… понимаешь, князь, еще и бабы нужны, иначе сам знаешь, варяжская дружина хоть и крепка, но страшна иногда бывает.

Владимир расхохотался:

– Прав ты, уй, прав. И девок да баб найдем! Сам по городам и весям поеду, чтоб набрать. А киевляне?.. Куда они денутся, вместе со всеми строить будут и в дружину пойдут. Понимаешь, если у меня и на севере, и на юге будут свои люди, то и Киеву никуда не деться. Сила она не только в варяжской дружине или в клинках, но и в том, чтобы заставить понять, что я Хозяин этой земли. А где сижу – в Киеве или в Новгороде, а то и вовсе в Полоцке – все равно.

– Ну, Полоцк, это ты хватил…

– Не только крепости, грады по всей земле нужны, чтобы не плыть от одного до другого неделями, не зависеть от метелей, медведей, местных татей.

– И это ты хватил…

– Будет, все будет! – обнадежил дядю Владимир. – Лиха беда начало. Начнем, а Русь подтянется.

– Это кто ж тебя всему научил?

– Думал много. Пока свои раны у варягов зализывал, пока под Родней стоял и тут в Киеве тоже. Дед мой князь Игорь Рюрикович со Степью воевал, столько сил положил. Отец князь Святослав Игоревич воевал, погиб в Степи. Ярополк воевал. Неужто и мне, и моим сыновьям только тем и заниматься? Никогда Русь не встанет, если будет лучших людей в поле класть. Новгород потому богатеет, что торгует, а не воюет.

– И Новгород воюет.

– Не столько, сколько другие. Полоцк воевал редко – встал быстро, Гнездово богатеет на глазах, Альдейгья и то, пока на нее не набегали, сказывают, богатая была. Малые крепости должны границу со Степью стеречь, чтобы, пока степняки до Киева доберутся, сил уже не осталось.

– Этому ты у варягов научиться не мог…

– Не мог, – согласился князь. – Но слышал их предания о больших городах, о знаменитых торгах, о набегах и понял, что надо сделать на Руси.

– А почему до сих пор молчал?

– Не время было.

Вот тебе и мальчишка, который только вчера, словно нагадивший щенок, за морем прятался! Ай да князь…

Но говорить одно, а дело делать – другое.

Добрыня Никитич опасался, что дальше слов и восторженного блеска глаз у Владимира дело не двинется.

Ошибся наставник, князь не только придумал, но большую часть воплотил в жизнь. Конечно, ему пришлось воевать со Степью, как и с непокорными племенами тоже, но княжьей волей встали новые крепости по границе Руси, словно стражи. И роль свою сыграли.

И снова стоял над Днепром уй князя Владимира, с тоской глядя на медленно текущую воду.

Он пожертвовал всем – свободой, собственной жизнью, собственными устремлениями ради того, чтобы вырастить Владимира и сделать его князем всей Руси. Много лет сначала мечтал, что Малуша станет княгиней, потом что просто родит сына от Святослава, потом что этого сына удастся сделать княжичем, потом много лет воспитывал Владимира, сделал все, чтобы тот получил Новгород, чтобы вырос и сумел отомстить. Добрыня много лет вел племянника к стенам Киева, к киевскому престолу и добился своего.

Но все это ради мести и возрождения Древлянского рода, возвеличивания Древлянской земли над остальными.

Отомстил? Он мечтал отомстить варягам Свенельда и ему самому. Свенельд умер раньше, да и дружины его давно нет. Варяжка княгиня Ольга умерла, князь Святослав погиб, князь Олег и вовсе нашел нелепую смерть (как тогда радовался Добрыня, сочтя его гибель местью самой Древлянской земли!), князь Ярополк оказался слишком слаб, чтобы насладиться его убийством.

Но главное не это.

Владимир князь, но ему и в голову не пришло перенести столицу в Овруч или хотя бы уехать самому. Тот, на кого Добрыня рассчитывал в возвышении Древлянской земли над остальными, задумал нечто, что перемешает все племена. И никакого возвышения одного не будет.

Добрыня пытался понять, чего же чувствует больше – разочарования из-за рухнувшей мечты, боли из-за этого или… где-то внутри рождалось новое чувство – радости.

Сколько племен на Руси? Никто и не знает, даже союзы племен огромны и многочисленны. Ильменские словене, кривичи, радимичи, древляне, поляне, вятичи, дреговичи… Все говорят на одном языке, верят одним богам, живут одним обрядом… Но нет у них единства, потому и приходят на землю все, кто сильней, убивают, грабят, уводят в полон.