как воздушный шарик, и ее трепало по ветру. Попыток Реми себя поддержать она даже не замечала, пока не споткнулась на прогнивших ступенях.

– Хватит, – сказал Реми и рывком поднял ее на руки. – Мы возвращаемся домой.

В какой именно дом, хотела уточнить Эбби, но в последний момент передумала. Какая вообще разница? Ее дом должен был быть там, где Дэниэл. Все остальное не имеет значения.

Не имеет значения.

Их подвезло такси, Джейн не осталась ни на минуту в их обществе, только шины проскрипели.

– О чем ты думала, когда полетела навстречу опасности сломя голову и без меня? – спросил Реми.

Эбби смотрела в окно и не хотела ни с кем разговаривать. Ее все больше охватывала апатия. Как будто в том подвале она выбросила все свои силы, всю энергию, и заряда хватало лишь на то, чтобы моргать и дышать. В мозгу крутилась одна-единственная фраза:

«Прости, Эбби».

Как будто одна фраза могла изменить все, стереть из жизни два мучительных одиноких года, за которые она прошла через ад. Эбби простила бы, но это все равно будет ложью, потому что она не могла. Хотела простить, но не могла. Не сейчас.

– Лерой.

Эбби с трудом оторвала взгляд от окна и сфокусировала его на фэйри. Как же он все-таки не похож на Дэниэла, совсем другие черты, такие мягкие, правильные, симметричные, взгляд открытый, смелый. Красивое, нечеловеческое лицо. И почему-то Эбби становилось спокойнее, когда она на него смотрела, и это было неправильно.

– Лерой, ты должна мне все рассказать.

Эбби снова отвела взгляд, и тогда Реми взял ее за руку. Не за запястье, как он любил хватать в очередном безумном порыве, не за локоть, а сжал в ладони ее пальцы. От прилива странной нежности Эбби всхлипнула.

– Ну ты чего? – совсем по-человечески растерялся Реми, даже немного занервничал. – Ты только не плачь. Ума не приложу, что делать с плачущими девушками.

– Врешь, – буркнула Эбби. И даже не сорвалась на хрип.

– Вот ни разу, – притворно обиделся Реми. – Я всегда кристально честен, даже когда вру. Точнее, я же никогда не вру. Забудь, что я только что сказал.

Эбби улыбнулась, а Реми ведь только этого и добивался. Но губы тут же задрожали, и в голубых глазах Реми заплескался ужас.

– Нет! Лерой, не надо плакать. Что мне сделать? Просто скажи, что мне нужно сделать.

Эбби глубоко вдохнула, выдохнула и попросила:

– Обними меня.

Объятия Реми были горячими и уютными, запах волос – приятным и сладким. Эбби прижалась к фэйри и положила голову ему на плечо. Хотелось чувствовать себя защищенной, и Реми давал ей это ощущение.

– Приехали, – сказал он вскоре, и Эбби посмотрела на дом. Кухонное окно было открыто, в нем виднелась миссис Маккензи, в этот час наверняка занятая приготовлением обеда. Будет неловко, если она увидит Эбби в таком виде. И сам факт того, что это ее волновало, немного радовал.

– Хочешь, я помогу? – неловко предложил Реми и, не выслушав ответа, выскочил из машины, обежал ее и распахнул дверцу. – Давай руку.

– Я сама.

Эбби выбралась из машины и пошла прямиком к крыльцу. Если бы она позволила Реми снова себя коснуться, то не смогла бы отпустить.

– Но ты ведь мне расскажешь? – бросил он ей в спину, и Эбби ускорила шаг, скрываясь за дверью.

Прижавшись к ней с той стороны, она едва смогла унять бешеное сердцебиение. С кухни слышались уютные звуки – звон посуды, журчание воды из крана. Эбби прижала руку к губам, но не помогло. Ее буквально раздирало на части. Если она срочно что-нибудь не сделает, то взорвется.

Она распахнула дверь и бросилась к Реми, все еще стоявшему у калитки, и крепко обняла за шею.

– Лерой…

Она уткнулась носом ему в шею, и он понятливо замолчал. Эбби позволила слезам свободно стекать по щекам, пока их все равно никто не видит. Если бы через них она могла выпустить и всю свою боль, но так не бывает. Она еще раз крепко сжала Реми в объятиях, а потом так же внезапно отстранилась и бегом вернулась в дом. Уже закрывая дверь, она услышала его крик:

– Я спасу тебя, Лерой! Слышишь? Я тебя спасу!

Это звучало глупо, он даже не знал толком, что произошло, но… Но Эбби ему верила. Ей больше некому было верить, и Реми стал единственным, кому она могла довериться.

Когда миссис Маккензи выглянула из кухни на стук двери, то уже никого не увидела.

Эбби поднялась наверх и заперлась в своей комнате, где все вдруг стало напоминать ей о Дэниэле, а в первую очередь – фоторамка на тумбочке. Эбби протянула руку убрать ее, но вдруг передумала. Дело не в фото и не в вещах, подаренных Дэниэлом или купленных ею для него. Дело в том, что он позволил ей поверить в свою смерть. Это самое страшное, что только можно было придумать.

Она прошлась по комнате, задернула шторы и случайно оказалась возле бельевого шкафа, в котором, она прекрасно помнила, пряталась самая важная для нее вещь и самая неприятная. Эбби раскрыла дверцы, опустилась на колени и достала большую белую картонную коробку. Под крышкой скрывались подвенечное платье и фата, и Эбби достала их. Дорогая ткань кипенно-белого цвета приятно холодила кожу, кружево шуршало, распрямляясь. Эбби медленно разделась, бросая детали одежды прямо на пол, и надела платье. Спустя два года оно стало ей велико, собиралось складками на талии, немного топорщилось в плечах. Она намеренно выбрала скромный фасон с длинными рукавами и кружевом, закрывающим тело от лифа сердечком до жемчужного ободка на шее. Жемчужные пуговицы украшали спину, длинный шлейф струился по полу. Эбби повернулась к зеркалу и закрепила на голове диадему с фатой, накинула белую вуаль на лицо.

Почти настоящая невеста. Только без жениха.

Ногти царапнули зеркальную поверхность. Как жаль, что нельзя выцарапать это изображение из зазеркалья и уничтожить раз и навсегда! Эбби со злостью сорвала с себя фату, скомкала и швырнула в стену. Рухнула на постель и свернулась калачиком, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Может, если она выплачется как следует, все пройдет.

Она уже засыпала, как в дверь постучали, кто-то позвал ее, спросил, все ли в порядке. Эбби не ответила, и стучать прекратили.

«Прости, Эбби».

«Это было необходимо».

Она вцепилась в подушку до боли в скрюченных пальцах. Лучше не станет, сколько ни пытайся объяснить и оправдаться. Уже поздно.

Дэниэл, которого она знала, все-таки умер.

Глава 8

В комнате было