– Словами, если можно. В крайнем случае – жестами, – улыбнулась Лана.

– Шутишь все, да?

– Пытаюсь, во всяком случае. А то что-то ты совсем скисла. Этот сушеный гриб тебя обидел чем-то, да?

– Да не обижал он меня! – поморщилась Даша. – Он меня явно в запасных держит, ручку по-прежнему норовит пожать, зад погладить, за грудь ущипнуть, когда никто не видит…

– Боже мой, как изысканно! – всплеснула руками Лана. – Как одухотворенно! Что же ты теряешься, Дашута? Хватай искусствоведа в охапку и – в койку! Мне заодно жизнь облегчишь.

– Хихикай, хихикай. Вот только поосторожнее будь с этим мачо. Гад он.

– То есть? Все-таки обидел?

– Нет, не обидел. Я же говорю – объяснить не могу, я просто чувствую в нем какую-то гниль внутри…

– Само собой, не зря ведь воняет, – ну да, юмор так себе, но надо ведь как-то помрачневшую толстушку отвлечь.

А то как-то странно она себя ведет сегодня.

– Да я не о том! – тяжело вздохнула Даша. – Понимаешь, он по-человечески гнилой! И не спрашивай, откуда я знаю, просто чувствую это. И с каждым днем он мне все гаже кажется. Прям передергивает всю, когда он руки распускает. А почему – не знаю.

– Ну и не пытайся разобраться. Есть такая штука – интуиция. Вот она у тебя, скорее всего, очень развита. Прислушивайся к ней почаще, не пытаясь разобраться, почему хочешь поступить именно так, а не иначе. Поступай, и все у тебя будет хорошо. Неприятен тебе Алексей Федорович – в следующий раз по шаловливым ручонкам врежь от души!

– Уже, – шмыгнула носом женщина.

– Что – уже?

– А он прошлым вечером меня у моей комнаты поджидал, и как только я дверь отперла, из-за спины ка-а-ак выскочит, и ну меня за грудь лапать и губы свои мокрые ко мне тянет. Я че-то так разозлилась, что в ухо ему с размаху и заехала. Он – кувырк на пол, шипит, ругается, а я быстренько в комнату и заперлась изнутри.

– Ай молодца! – восхитилась Лана.

– Ну да, наверное. Но ты бы слышала, как он проклинал меня, как ругался! Знаешь, наши мужики тоже ругаются, я же говорила – чуть что, матом кроют. Но у них это как-то по-простому, без настоящей злости. А тут – прямо ядом капал. И так злобно, с такой ненавистью! Вроде и матом не кроет, а душу словно смолой залил. Я потом полночи заснуть не могла. Но зато утром порадовалась – у него теперь не ухо, а красный пельмень, распухший такой! Еще краше стал наш Алексей Федорович!

– Я же говорю – молодец ты, Дашута! Ну все, – Лана допила чай и поднялась из-за стола, – вот я и подкрепилась. Теперь и на лыжах веселее бежать будет. Спасибо, что не стала убирать мой стол, дождалась сплюшу.

– Не за что! – улыбнулась официантка, тоже поднимаясь. – А куда это ты бежать собралась на лыжах? Далеко?

– Нет, сегодня далеко не пойду, заблудиться боюсь. Я пока вокруг покатаюсь, места разведаю. Может, горку какую найду.

– Если с горки покататься хочешь – в нашу деревню поезжай. Далековато, правда, километров пять, если напрямки через лес, но зато горка – Паршивель отдыхает!

– Куршевель, Даша, Куршевель!

– А мне так больше нравится. И я правду говорю, к нам даже из ближайшего райцентра люди приезжают, когда погода хорошая. На лыжах, на санках, ребятня – на ледянках…

– На ледянках? – оживилась Лана. – Ой, хочу на ледянке покататься! Как в детстве! Только где ее взять?

– А у моего Вовки и возьмешь, – улыбнулась Даша.

– А кто это – Вовка?

– Сынок мой, ему уже десять. Хороший мальчик растет, помощник! Единственный мужичок в нашей хате, – погрустнела женщина. – Отец его, мой муж, прошлой зимой без вести пропал.

– Как это?

– В Москву он поехал на заработки – у нас совсем с работой плохо, потому мужики и спиваются. А мой Костя мужик рукастый был, ему просто по хозяйству хлопотать – тоска заедала. Да и стыдно было, что баба его деньги приносит, а он дома сидит. Так ведь и не сидел же без дела, и скотина досмотрена, и еду приготовит, и с Вовкой уроки сделает, и мастерить сына учил… – Даша всхлипнула, глаза ее налились слезами, нос покраснел.

– Хороший какой муж у тебя, Дашута, – Лана ласково погладила женщину по плечу.

– Был хороший, да сплыл. Его приятель из соседнего села заманил в эту вашу Москву проклятущую! Мол, такие мужики толковые да рукастые на стройках там огроменные деньги получают! Ну, мой Костя и загорелся. А у меня душа не на месте была, отговаривала все, плакала даже! Не помогло, надоело, говорит, у тебя на шее сидеть, стыдно! Год назад, осенью, и уехал. Поначалу писал, что все хорошо, устроился на работу. Деньги присылал. На Новый год Вовке рюкзак в подарок почтой отправил, моднючий! А после Нового года все. Ни слуху ни духу. И приятель его тоже исчез. Я и в розыск подавала, и на передачу «Жди меня» писала – ничего.

– Ты не отчаивайся, – грустно улыбнулась Лана. – Я своего любимого вообще больше года мертвым считала, а он вернулся!

– А мой не мертвый! – выкрикнула Даша. – Живой он, паразит эдакий, просто возвращаться не хочет. Бросил нас, небось городскую кралю себе нашел!

– С чего вдруг такие выводы? К гадалке небось ходила?

– Ходила, ну и что? У нас бабка Степаниха есть, она ворожить умеет, к ней все бабы погадать бегают. Ну и я пошла, как только Костя пропал. Степаниха и сказала, что жив он. Только вроде как в плену, что ли. Я подумала, что его кавказцы на свои кирпичные заводы в рабство украли, и программу «Жди меня» как раз и просила Костю там поискать. Они ведь много мужиков оттуда вытащили.

– Ну вот, а ты говоришь – не хочет возвращаться!

– Не хочет! И ни в каком он не в рабстве! Соседка моя этим летом в Москву часто моталась, на улицах зеленушкой с огорода торговать, молочком, творожком. Полиция гоняла, конечно, но все равно с наваром возвращалась. Так вот она Костю моего самолично видела! Прошел, говорит, мимо вместе с парой мужиков каких-то, Люська его давай звать, на всю улицу, говорит, орала. Услышал, оглянулся, посмотрел на нее, как на чужую, и дальше пошел.

– А что же эта твоя Люська его не догнала, не спросила?

– Товар ей жалко было бросать, – процедила женщина. – Два литра молока и три пучка петрушки.

– Да уж…

– В общем, ни в каком он не в рабстве, одет хорошо, явно не голодает. Так Люська сказала. Правда, говорила, что лицо у него странное какое-то.

– В смысле?

– Будто неживое.

– Так, может, она действительно ошиблась?

– Нет, не ошиблась. У него на руке татуировка, на пальцах. «Даша»… – прерывистый всхлип. – Ладно, ты иди, катайся на своих лыжах. А если соберешься на горку, мне скажи. Я Вовке велю, чтобы тебе ледянку смастерил.

– Ой, я сегодня хотела бы!

– Нет, сегодня уже поздно. К обеду не успеешь вернуться. Да и на ледянку время надо.