Девушка вскинула на него испуганные потемневшие глаза:

— Лучше я останусь здесь, с тобой.

— Хорошо.

Осмотр часовни ничего не дал Митчеллу. В сущности, там и обследовать-то было нечего.

— Вернемся в замок, — решительно сказал Митчелл. — Я попрошу миссис Пайл приготовить тебе чашку ее знаменитого чая.

— А чем именно он знаменит?

— Изрядной толикой виски, — сообщил ей Митчелл. Потом потрепал старого пса по голове и сказал: — Идем, Тоби, все позади. Пора возвращаться домой.

— Какой-то сукин сын, Йен, пытался ее убить! — воскликнул Митчелл, взволнованно расхаживая взад-вперед по охотничьей комнате, стены которой были увешаны пиками, копьями, старинными арбалетами, луками и стрелами и другими предметами охотничьего снаряжения прошлых лет.

Йен в который уже раз выслушивал подробнейший рассказ о покушении на жизнь Тори. Еще. ни разу не видел он Митчелла таким разъяренным. Сегодня Сторм оправдывал свою фамилию.

— Вы сердитесь, милорд, и у вас есть на это право, — заметил Маккламфа. — Но сейчас вам нужно успокоиться и выработать план действий.

Митчелл задержался у большой витрины с ружьями, занимавшей почти полстены, минуты две постоял молча, потом повернулся к Йену и процедил:

— Ты прав, конечно.

— Ты говоришь, что видел, как некто в длинном одеянии выбегал из часовни?

Сторм кивнул.

— Можешь ли ты по каким-нибудь деталям определить, мужчина это был или женщина?

Сторм подумал и покачал головой:

— Нас разделяло слишком большое расстояние. — И вдруг добавил: — Но если бы это был мужчина, я, наверное, сказал бы, что он был ниже ростом, чем ты или я.

Йен невесело усмехнулся: на острове можно было по пальцам пересчитать мужчин, которые могли бы равняться с ними по росту. В числе подозреваемых оставались сотни.

— «Мы здесь для того, чтобы узнать врага». — Йен изогнул кустистую бровь и посмотрел на Сторма. — Это твои слова, приятель. — Заметив в глазах Митчелла удивление, рыжий великан напомнил: — Ты их сказал в тот день, когда мы впервые появились в поместье Виктории Сторм.

— Всякий человек — враг до тех пор, пока не докажет обратное, — пробормотал Митчелл, повторяя свое собственное философское изречение.

— Мы можем доверять только себе.

— Только себе.

Голос Митчелла стал твердым, как закаленная сталь:

— У него больше не будет шанса причинить Тори зло, хотя я и уверен в том, что он следит за ней и постоянно находится рядом, готовый в любую минуту совершить злодеяние.

— Наверняка.

— Мы будем сторожить ее по очереди.

— Есть еще один человек, — нерешительно заметил Маккламфа, — которому мы можем доверить Тори.

Митчелл ударил себя ладонью по лбу:

— Ну конечно, Элис Фрэйзер!

— Она любит Тори как родную дочь. Если будет нужно, Элис пожертвует для нее своей жизнью.

— Ты расскажешь ей?

— Я все расскажу моей Элис. Митчелл изумленно приподнял бровь:

— «Моей Элис»?

— Да, моей Элис.

— Ну ладно, пойду взгляну, как там Тори. Элис, наверное, с ней; я передам ей, что ты ждешь ее здесь.

Йен Маккламфа стоял в дверях охотничьей комнаты. Его массивная фигура почти полностью заполняла собой дверной проем.

— А ты догадываешься, кто покушался на жизнь Тори? — спросил он.

Митчелл коротко кивнул:

— Да, я знаю, кто это.

— Тогда почему бы не выкинуть их к чертовой матери из замка?

Глаза Митчелла угрожающе потемнели, но голос его звучал совершенно бесстрастно:

— Лучше иметь врага там, где ты можешь следить за ним. Главное, чтобы он не догадывался, что ты вычислил его.

У Йена по спине побежали мурашки. Сторм оправдывал свое имя.

— Если враг еще раз посмеет поднять на Тори руку, то дорого заплатит за это.

Все они считают ее дурочкой. Но она далеко не глупа.

Может быть, и не очень умна, но уж точно не дура. У нее ловкое гибкое тело. Она всегда отличалась способностью быстро бегать, проникать в самые труднодоступные места и потом ускользать из них никем не замеченной.

Она обследовала замок и знала теперь его как свои пять пальцев. Ничто не ускользнуло от ее пытливого взгляда. Возможно, она изучила его даже лучше, чем постоянные обитатели замка, не говоря уж о ее возлюбленном.

Он был такой красивый, высокий, но сейчас почему-то очень сердился.

А рассерженный мужчина опасен.

Придется какое-то время держаться от него подальше. И подальше от нее. Да и от всех остальных.

Она поймет, когда можно будет снова выйти на сцену. Она всегда умела точно выбирать время. Всегда.

А до тех пор она затаится и будет улыбаться им всем своей рассеянной улыбкой, благодаря которой Роджер назвал ее как-то «милой девчушкой».

И будет наблюдать.

И строить планы.

В этом она достигла совершенства. Она поймет, когда наступит ее время, и будет знать, что нужно делать.

Разве тогда, с мамой, она не знала?

Интересно, сегодня Роджер опять потащится в комнату «бабушки», чтобы залезть к ней в кровать, раздвинуть ей ноги и входить в нее до тех пор, пока оба они не покроются потом, а простыни и подушки не сползут на пол?

Если так, то она спрячется в своем любимом местечке и будет наблюдать за ними.

Это немного скрасит вынужденное ожидание.

Для другого дела время еще не пришло. Она была достаточно сообразительна, чтобы понимать это, и умела ждать.

— Что ты здесь делаешь? — удивилась Тори, выйдя из ванной комнаты и обнаружив в своей спальне Митчелла.

Он сидел в большом мягком кресле возле столика, заваленного книгами в кожаных переплетах, и читал при свете настольной лампы.

— Что я здесь делаю? — переспросил Митчелл, тщательно выговаривая каждое слово. Он явно тянул время, обдумывая ответ. — Читаю. — Он схватил первую попавшуюся книгу, раскрыл ее где-то на середине и начал читать.

— Митчелл, я спрашиваю серьезно: что ты здесь делаешь?

Он изобразил подобие улыбки:

— Дежурю.

— Зачем?

— Мы так решили.

— Кто это «мы»?

— Элис, Маккламфа и я. Мы сошлись на том, что ночью тебя должен охранять я.

— В качестве ангела-хранителя? Митчелл усмехнулся: