– По левому флангу пехоты, дистанция триста двадцать, пали! Картечница, товсь! Огонь по команде!

Расчёт оказался верным: англичане не успевали развернуться и попадали под губительные разрывы. Комендор Патрушев снова проявил выдающиеся способности, пристрелявшись с четырёх залпов. А после десятого разрыва английские пехотинцы откатились на исходные позиции.

Разумеется, поручик приписал это успешному действию вверенного ему гранатомёта. К тому же выводу пришли моряки у обычных орудий, все еще ожидавшие команды, и все офицеры редута. Вот почему и гранатомётчики, прекратившие пальбу, и артиллеристы застыли в ожидании нового штурма. Никому и голову не пришло, что противник лишь имитировал атаку.

На Камчатском люнете все пошло иначе, хотя атака неприятельской пехоты поначалу ничем не отличалась от таковой на Волынский редут.

Мичман Шёберг сообразил, что боеприпасов к гранатомёту может не хватить для отражения натиска, и гаркнул во всю силушку:

– А ну, Фрол, запускай картечницу!

Стрелок потратил, наверное, секунду на то, чтобы поухватистее вцепиться в скорострелку. Первая очередь пошла по центру разворачивающегося строя. Сшибло, наверное, человек семь – десять.

– Фролка, твою ж якорем поперёк… да с цепью… – хорунжий Неболтай заимствовал часть выражений из лексикона боцманмата Кроева, – что ты садишь в одно место?! Води стволом, распертудыть тебя!

Неболтай только-только закончил давать ценные указания, когда пули на одной стороне блина закончились. Отдать должное молодому картечнику – он довольно ловко отщёлкнул тяжёлый диск, перевернул его, присоединил к винтовке и снова повёл стволом под глухое «дух-дух-дух-дух».

Грозная красно-синяя волна пехоты накатывалась на люнет. Артиллеристы получили команду разрядить заряженные ядрами пушки в набегающий строй и зарядить снова картечью. Хорунжий залёг рядом с картечницей и посылал из собственной винтовки пулю за пулей в атакующих.

Шёберг решил, что экономия уже ни к чему, и скомандовал:

– Гранатомёт, к бою!

– Эка их много, – пробормотал Тароватов.

Он аккуратно, даже нежно двигал ползунок, пытаясь прикинуть расстояние пальбы, а оно неуклонно уменьшалось.

Как-то неожиданно пули в диске закончились. Заряжающий шустро подвинул запасной. Фрол даже не успел защёлкнуть стальной блин, когда Неболтай-старший зарычал:

– Стёпка, набивай, набивай, набивай пули, тетеря сонная!

Оскорбительный эпитет был совершенно незаслуженным: заряжающий, передав полный запасной магазин, тут же принялся запихивать пули в пустой. Дело шло не так резво, как надо бы, и опыта в этом деле у казачка было маловато, и волнение первого боя сказывалось.

Пока уходил второй диск, Неболтай подбадривал стрелка – во всяком случае, свои слова он полагал именно подбадривающими:

– Да что ты тратишь заряды на каждого вражину, как на любимую тёщу! Ты сберегай, сберегай, на одного басурмана не более пульки. Куда ж глядишь, справа совсем близко добежали, приголубь их! А теперь слева!

Строй французской пехоты начал рассыпаться. Летели на землю ружья с примкнутыми штыками. Падали вместе с ними люди – и корчились, дергались, кричали, стонали… Но их уцелевшие товарищи всё ещё надеялись на успех.

Второй пустой магазин ткнулся в руку заряжающего. Третий с щелчком встал на место. А заряжающий снова отвлёкся: набивка первого далеко не закончилась.

Где-то в глубине ахнул, взметая землю, взрыв: это гранатомёт по приказу догадливого командира батареи начал отсекать волну нападающих ещё до того, как они полезли из траншеи.

– Ещё подале на осьмушку! Пали! – надрывался мичман.

На этот раз Плёсов попал со второй гранаты. Первая пошла уж слишком большим недолётом, хотя, похоже, кого-то осколками зацепило, да и с ног не менее полдесятка человек посшибало.

Две гранаты подействовали хорошо: атакующие невольно оглянулись и увидели, что задние отнюдь не спешат поддержать атаку.

– Ещё по одной, чуточку подале! Тароватов, чего зеваешь?

Ещё два взрыва грянули, уничтожая участок траншеи вместе со всем живым, что там толпилось.

Третий блин опустел за считаные секунды до того, как заряжающий выдохнул: «Хух!», закончив набивать первый. Последовал быстрый обмен магазинами. Защёлка лязгнула, картечница снова задудукала, плюясь смертью.

Услышав звук присоединяемого магазина, Неболтай нехорошо сощурился: ему уже стало ясно, что зарядка пулями угрожающе медлительна по сравнению с темпом стрельбы. Хорунжий мог помочь, но пока что отвлекаться не хотел: оставалась пара пулек в пятом винтовочном магазине и полные двадцать в шестом.

Никто из защитников люнета, включая опытных артиллеристов, не сообразил, что более длинный ствол скорострелки (в сравнении с её предшественницей) даёт значимое преимущество в дульной энергии. Правду сказать, в Михайловском училище этого понятия не давали. Пули от картечниц, визжа на сверхзвуковой скорости, пробивали зараз два, а то и три тела; до этого строй всё же оставался достаточно плотным.

Четвёртый блин ушёл, а замены ему уже не было.

Неболтай на мгновение отвлёкся от опустошения своего последнего магазина, выкрикнув:

– Мичман, поддержи!

Шёберг колебался. Ему показалось, что атака уже захлёбывается. Пока он думал, со стороны соседей послышалось:

– А ну, братцы, наводи на картечь!

Пушки ахнули роем смертельного свинца. Пыхнули облака белого порохового дыма.

– Штыки примкнуть! Ждать команды!

Командир гранатомётчиков наконец решился:

– Тароватов, по передним дай пару, но не более! Плёсов, держи прицел на траншее, без команды не пали!

Первая граната лопнула на большой высоте. «Сажен десять», – подумал комендор. Шёберг тоже это заметил и сделал вывод: сработал негатор. Вторая граната рванула, как и намечалось, чуть впереди передовых.

Может, эти два взрыва нанесли последний удар боевому духу нападающих. Или его сломил картечный залп. Или убийственная сила крошечных пулек оказалась одним из решающих факторов, определивших неудачу штурма. Как бы то ни было, началось беспорядочное отступление.

Фрол с огромным усилием выпустил из рук картечницу. Приклад тюкнулся о землю и сделал небольшую ямку.

– Дядь Тихон, как же так… – вопросил молодой казак непослушными губами, – как же эта штука, она прям косой косит, ведь души живые были… Как же это?

Пока окружающие собирались с ответом, Фрол согнулся в рвотном приступе. Неболтай с явным сочувствием глянул на двоюродного племянника:

– На-кось, испей воды, да рот прополощи, да лицо умой, – и достал медную флягу. – Вспомни, племяш, ведь это они по наши живые души бежали. Со штыками, если заметил. Возьми-ка лопату да присыпь за собой. Сдаётся мне, тут ещё штурм встречать.