Публикация книг-воспоминаний о своей семье, о Сталине, о кремлевской верхушке «Двадцать писем к другу» и о последнем годе перед эмиграцией «Только один год» вызвала сенсацию на Западе и принесла Светлане порядка двух с половиной миллиона долларов. Часть денег были направлены на строительство больницы в Индии, двум детским домам во Франции и в Швейцарии, русским эмигрантским газетам и журналам в США. Немалую часть гонорара пришлось заплатить за долги … нового американского мужа – архитектора Весли Питерса. Остальное съели неудачные инвестиции, после чего Светлана осталась одна с маленькой дочерью на руках и вынуждена была довольствоваться небольшой пенсией. С американским мужем она развелась, но оставила за собой имя Лана Питерс.

С этим браком связана легенда о миллионах, которые Сталин в критические дни, когда немцы были уже на подступах к Москве, якобы перевел в швейцарские банки. Светлана, будучи в Швейцарии в ожидании американской визы, могла переписать деньги на себя. Брак устроила сестра архитектора, в надежде решить материальные проблемы брата. Для этого она стала подругой Светланы.

В первые годы эмиграции Светлана заявляла, что она оставила Советскую Россию не для того, чтобы и здесь оставаться «дочерью диктатора». В этом качестве ей лучше всего было бы уехать в Грузию и беспечно жить там среди обожателей памяти «великого грузина». Впрочем, можно было бы и не уезжать из Москвы: советское правительство вскоре все больше и чаще начинало взывать к этой памяти. Она стремилась за рубеж, чтобы свободно писать, заниматься фотографией, языками … Кое-что ей удалось, но далеко не все, что, вкупе с неудачным браком, по всей вероятности, и явилось началом ее разочарования в пребывании за рубежом. Через несколько лет она заявила, что ее жизнь в Америке постепенно утрачивает свой смысл. Ее целью было не обогащение, а жизнь среди писателей, художников, интеллигенции… Однако из этого ничего не вышло.

Светлана решила переменить место пребывания, покинула США и переехала в Англию, в Кембридж, где купила маленькую квартирку. Дочь Ольгу отдала в школу-интернат. Сама же стала путешественницей и объехала почти весь мир. И здесь вновь может всплыть легенда о сталинских миллионах: после развода от ее гонорара должно было остаться не так уж много денег для того, чтобы перебраться в Старый свет, дать дочери образование и позволить себе совершать дальние путешествия.

В Англии Светлана каждую минуту чувствовала, что находится в центре старой традиционной культуры. Новости со всего мира освещаются с куда большей объективностью и знанием дела, нежели в Америке. Она сразу это заметила в сообщениях о Советском Союзе – меньше эмоциональности, предвзятости, предрассудков. Люди на улицах, в метро, в поездах более сдержанны и приятны. Кругом представители различных рас и национальностей. Если бы кто-нибудь вздумал строить новую Вавилонскую башню, то ее надо было бы строить именно в Лондоне, где все языки и все народы!

Но проходило время, и Светлана стала постепенно ощущать потерю чувства дома. Видимо, она слишком долго наслаждалась этим чувством в Америке, где каждый волей или неволей включается в общественную жизнь и становится частичкой страны. Там она легче переносила чужбину, меньше думала о покинутой родине, о доме, семье и детях, оставленных далеко за океаном. В Англии это чувство не приходит и никто стать ее частью вам не предложит, ибо принадлежность к британской нации священна! Как ни восхищали красота средневекового Кембриджа и вековая история Лондона, Светлана чувствовала себя в Англии пришельцем. Чувство отчуждения возрастало с каждым днем. Свою непринадлежность к урожденным британцам Светлане дали понять с первых шагов пребывания в стране: дочь могла учиться только в интернациональной школе, престижные учебные заведения – не для нее! И вообще Ольгу считали какой-то полурусской эмигранткой, хотя она ни слова не знала по-русски.

Совсем неожиданно, впервые за семнадцать лет, позвонил из Москвы сын Светланы Иосиф Аллилуев, врач, доктор медицинских наук. Светлана узнала новости и подробности о своих детях, внуках … о том, что теперь можно без боязни звонить, приезжать. Светлана предложила всем встретиться в Финляндии, в каком-нибудь курортном месте: гражданам СССР разрешали ездить в соседнюю Финляндию. Но сын ответил, что это невозможно. Тогда Светлана предложила ему самому приехать в Англию: она готова оплатить расходы. Это было для него тоже невозможным. Мысль о том, чтобы поехать в Советский Союз, в тот момент для нее была все еще совершенно дикой.

Прошло полтора года звонков в Москву и из Москвы, в течение которых Светлана подсознательно готовилась принять мысль о возможности поездки в СССР. Она часто думала, что если бы она продолжала жить в США и не испытывала чувства оторванности, которое наполняло ее в Англии, то, наверное, в СССР она бы не поехала.

Светлана знала, что поездка в СССР будет воспринята повсюду только с политической точки зрения и что ее все будут поливать грязью. Чувства матери? Да кто этому поверит?!

В таком настроении Светлана отправилась из Кембриджа в Лондон в советское посольство с просьбой о разрешении возвратиться к семье. Через неделю разрешение было получено. В посольстве рекомендовали в Москву лететь с пересадкой в Афинах.

Светлана до последнего дня утаивала от дочери истинную цель поездки. В Греции они, якобы, собирались отдохнуть и затем вернуться в Англию. Поэтому Ольгу насторожил визит в советское посольство в Афинах. В посольстве был организован радушный прием. Светлана познакомилась с молодым послом – сыном Андропова. Игорь Юрьевич был дипломатом нового поколения, цивилизованным, с хорошими манерами и прекрасным знанием иностранных языков. Его по-западному очаровательная жена была театроведом. Они оба сразу же уделили большое внимание Ольге, понимая, что она будет в центре всех потенциальных трудностей, проблем и успехов. Для Ольги это был первый опыт общения с советскими гражданами, который удался и который ей понравился. Светлана очень надеялась, что он успешно продолжится в Москве, где дочь ожидают брат, сестра, племянник … появятся кузены и кузины.

Однако отношения стали не складываться с самого начала пребывания в Москве. Сын был холоден. На сестру он вообще не обращал внимания. Его жена вела себя вызывающе высокомерно, порой, даже грубо. Напряженную атмосферу первой встречи пытался сгладить Григорий Морозов – первый муж Светланы: он искренне улыбался, говорил с Ольгой по-английски, наливал всем водки – потому что вот так принято встречаться после семнадцати лет разлуки! Светлана не пила этот яд, но тут пришлось подчиниться правилам и традициям.

Светлану с дочерью окружили высокопоставленные чиновники из МИДа, из министерства среднего образования,