Мой друг был рядом, но прятался в тени, когда меня съедал самый страшный садист – чувство вины. Я тонула с каждым днем все быстрее. А он видел во мне счастье. Я металась в панике и отчаянии. А он боялся напомнить о себе.

Я умирала. А он наблюдал.

Нет, я не зла на него. Я заслужила такую жизнь, и это мое наказание.

До нас доносится крик Ольви. Повалив истерично хохочущую Альбу в воду, он пытается от нее сбежать.

– Покажи руку, – прошу я, хватая Ника за левое запястье.

В кисть вшит темный чип, маленький, непохожий на тот, что следит за кармой.

– Теперь ты ненавидишь меня? – спрашивает он. В его голосе столько горечи и печали, что я не сдерживаюсь:

– Нет, себя.

Ник выводит пальцем на песке мое имя.

– Не нужно было сталкивать вас с Альбой. – Он сглатывает. Еще и еще. Колючие оправдания прочно засели в горле. – Я пытаюсь. Честно. Я пытаюсь быть рассудительным. Чтобы выжить, я просчитываю все до мелочей, но иногда… не выдерживаю. Я просто хотел познакомиться с вами заново. Без прошлого. Но тогда я и не представлял, что вы в нем живете.

Как жаль, что я оставила биомаску в электричке. Что-то горячее и пульсирующее обжигает щеки. Глаза наполняются предательской влагой.

– Это жестоко… я скучала.

Ник обнимает меня за плечи и упирается подбородком в мой висок.

– Пойми кое-что. Я – другой человек.

– Ты Ник, – хриплю я.

Мне страшно на него смотреть. Я до сих пор не привыкла к бойким ударам его сердца.

– Ты дрожишь, – вздыхает он, обнимая меня сильнее.

Я тону в нитях, связывающих нас, и ужасаюсь мысли, что мне это нравится. Ник слишком, слишком близко.

– За что ты так добр? – беззвучно лепечу я.

Вот-вот произойдет что-то непоправимое. То, чего не должно быть никогда, ни при каких обстоятельствах.

«Чего ты боишься?» – стучит в висках.

Я с трудом вырываюсь из его объятий.

– Чуть больше, чем через неделю мы с Альбой обнулимся.

Мой хриплый картонный голос разрывает связь, и я с облегчением чувствую, что комок под ребрами успокаивается.

– Я… догадывался, – рассеянно моргает Ник. – Что же, у нас достаточно времени. – Он кивает в сторону электрички. – И… Нам пора.

Пора. Конечно пора.

Мы одеваемся и зовем ребят.

Вагон встречает нас тоскливой тишиной. Женщина, парень и старушка по-прежнему на своих местах. Мы с Ником и Альбой удивленно переглядываемся, и лишь Ольви подкрадывается к ним и восклицает:

– Господа пассажиры, я вас не понимаю. Водичка – парное молоко, а вы в душном вагоне прячетесь!

Никто не отзывается, и он осторожно трясет женщину за плечо.

– Эй, вы что, спите? С открытыми глазами? Серьез… Что за чертовщина!

Электричка трогается. Женщина безжизненно падает на пол. Ее белоснежная блузка покрыта красными пятнами. В тон берету.

– Приятного пути, уважаемые пассажиры, – гремят динамики.

Почему вы молчите? Поговорите с нами, умоляю.

На спинах трех пассажиров видны алые пятна. Я слепну от такой яркости. И не расстраиваюсь.

Мы отчаянно цепляемся за поручни. Электричку трясет. О, этот запах. Ледяной, с привкусом железа. Странно, что я не почувствовала его сразу.

– Что здесь происходит? – бледнеет Альба. Еще немного – и она начнет светиться.

Женщина лежит на полу. На ее губах тлеет улыбка. Она рада, что на блузке распустились цветы в тон берету.

Старушка прижимается виском к окну. Если бы не было крови, я бы подумала, что она спит. Парень в костюме уткнулся лицом в спинку переднего сиденья. Рядом с левой лопаткой торчит нож.

– Они были живы, когда мы ехали к озеру. – Ник стискивает зубы. Он вот-вот потеряет контроль.

– Нет, это безумие, – говорит Ольви. – Их убили, пока мы купались, да? Просто взяли и убили?

– Тихо, – шикает Ник.

– Давайте выпрыгнем, а? Вдруг этот маньяк до сих пор здесь? – Ольви тянется к висящему на двери молотку аварийной эвакуации.

– Стой! – Ник хватает его за плечо. – Ты прикончишь себя!

– Стоп-кран, – бормочу я. – В вагоне должен быть стоп-кран.

– Я хочу домой, – плачет Альба, медленно сползая на пол. – Отвезите меня домой. Пожалуйста.

Мы не успеваем ничего сделать: электричка сбавляет ход. Я считаю секунды, решающие секунды. Скоро все прояснится. Скоро мы поймем, правила чьей игры приняли. Мне не нравится этот квест. Он слишком реален.

– И что дальше? – истерически пищит Ольви.

Сквозь постукивание колес до меня доносится стон Альбы. Неужели ты сломалась? Еще не время, потерпи. Еще не время.

Я проглатываю колючий ком. Мне нужна эта жизнь. Не для того, чтобы по утрам радоваться новому дню. Не для того, чтобы завести мужа и детей. Всего на пару дней, чтобы спасти Эллу. А потом – забирайте. Мне не жалко.

– Твою налево, здесь нет никакой остановки! – В панике вопит Ольви, и в такт ему всхлипывает Альба.

– Отвезите меня…

– Я могу выпрыгнуть и на ходу! По-моему, это лучше!

– Отвезите…

Из динамиков просачивается что-то, отдаленно похожее на прежний голос.

– Ста-а-а-нция… – Слова тонут в помехах. – Конечна-а-а-я…

Электричка в последний раз ухает и тормозит.

– Теперь можно разбивать? – вкрадчиво интересуется Ольви, косясь на молоток.

– Да, – разрешает Ник.

Но нам не приходится ничего крушить: двери открываются сами. Будто кто-то услышал нас и сжалился. Надолго ли хватит этого благородства? Я кошусь на трупы и понимаю: если не хватило на них, то не хватит и на нас.

Я думала, что видела все. Думала, город номер триста двадцать утопает в жестокости и даже карма его не спасет. Что мы обречены гнить в собственных страхах, пока Семерка выпускает законы, и что контролировать нас, мирных жителей, это уж слишком. Но я ошибалась. Если дать нам волю, от города не останется и следа. Он оглохнет от взрывов и ослепнет от вспышек огня. Он умрет.

В каждом из нас живет демон, жаждущий уничтожить все до последней травинки. Его душит карма. И здесь, где сущностей (а я уверена, что убийца – сущность) не пугают ни роботы в белых костюмах, ни осколки разума, простирается ад. Не скованный небоскребами. Не стесненный чипами в запястьях.

Я иду медленно. Два шага в секунду – удел города. Я мечтаю двигаться со скоростью шаг в миллион лет. Чтобы отсрочить встречу с монстром.