– Ты кого приволок? – морщится она, пуская кольца дыма.

– Они заплатят, птичка моя, – ласково отзывается Грэди.

– Мне только трупов и не хватало.

– Этим займусь я.

– Ладно уж. С вас пятьдесят гигов кармы. И без фокусов. Иначе вы составите компанию вашему другу.

– Он нам не друг, – хмуро чеканит Ник.

– Мне плевать. Пойдемте, покажу вашу комнату. Труп отдайте Грэди. Он все уладит. Правда же? – С издевкой спрашивает Эмили, туша сигарету. – Выполняй обещание.

В пропитанном никотином доме тепло и чисто. На второй этаж ведет винтовая лестница, напротив нее – кухня, а чуть поодаль покачивается от сквозняка розовая дверь. Наверное, в детскую.

– Девушки могут отдохнуть в спальне моей дочери, – сообщает Эмили, подтверждая мои догадки.

Мы оказываемся в маленьком помещении. Кажется, даже мебель в комнатке лишняя – настолько здесь тесно.

– Кто-то поспит в кровати, кто-то – на раскладном кресле, – разводит руками хозяйка. – Парни, для вас есть чердак. Или вы хотите вместе с барышнями?..

– Нет, – перебивает ее Альба.

– Вот и славно. Располагайтесь. Душ на втором этаже.

Ребята во главе с Эмили удаляются.

Сейчас я бы отдала многое, чтобы отдохнуть на чердаке без Альбы. А в детстве – за ночевку вместе. Как странно.

Я кидаю рюкзак на кресло и достаю планшет.

– Что, со своим дружком никак не можешь расстаться? – фыркает Альба.

– Матвею нужна биомаска.

Я отправляю сообщение Киру. Друг онлайн, но сейчас я не в состоянии позвонить ему. Меня выпили до дна.

Кир присылает мне миллион вопросов. Я ищу в Сети номер связного ящика деревни и отвечаю сухими цифрами. А о том, что я опустела чуть больше, чем до конца, он узнает, когда я вернусь.

Если вернусь.

Получив координаты, Кир обещает добыть еду в ближайшее время и снова начинает заваливать вопросами.

Я не готова, прости. Прости то, что от меня осталось.

Я отключаю планшет. Извлекаю из рюкзака припрятанный пакет каши. Аппетита нет. Во рту пересохло, желудок сжался, но я пересиливаю себя и ем. Все происходит как под водой: я ковыряю вилкой еду, шторы колышутся в такт ветру, ворвавшемуся через форточку, по комнате маячит Альба. Этот молчаливый разговор меня раздражает. Нам хватает опущенных ресниц и морщин на лбу, чтобы окунуться в прошлое. Вот только Альба там ищет свет, а я тону во тьме.

Внезапно хрупкое спокойствие нарушает крик. Дикий, безумный. Словно он давно мечтал о свободе и наконец получил ее.

Точно так же визжала Карина. Ее перекошенные губы были накрашены ярко-красной помадой. Она будто чувствовала, что я запомню их на всю жизнь, и выбрала цвет горячей, жгучей жидкости, от запаха которой меня тошнит до сих пор.

Альба выбегает из комнаты. Я следую за ней. Пару секунд – и мы на кухне. Сейчас, видя в чем дело, я бы растянула эти секунды в вечность. Я бы сфотографировала миг, а затем поселилась бы в нем навсегда.

За столом сидит мужчина с гематомами по всему телу. Сущность. Да это и не важно, потому что левой рукой он держит нож, а правая, вместе с индикатором, – отрублена. Незнакомец истекает кровью.

Кап-кап.

На полу краснеет лужица.

В оцепенелую, мертвенно-тяжелую тишину просачиваются голоса Эмили и ребят.

– Ольви, выведи их!..

– Вилли, старый черт, что же ты натворил…

– Да выведи же их!

– Дорогая, я… д… должен был…

– Дайте мне рюкзак!

Ольви берет нас с Альбой под локти и увлекает за собой. Я иду монотонно, неестественно, как робот. Я и есть робот, программа которого сократилась еще в тысячу раз. Скоро мой мир уменьшится до одного слова. И тогда я разучусь чувствовать.

– Жгут, – бормочет моя бывшая подруга. – Ему нужен жгут.

Стараясь не дышать и не думать о том, что творится за нашими спинами, я развязываю пояс. Красивый такой, с блестками. Подарок родителей за первую победу в шахматной игре.

Клянусь, я отдам его вам, Вилли, если вы победите смерть.

Альба хватает пояс и бросается к Нику.

Я выключаюсь из реальности и смотрю фильм о том, как Ольви вбегает на кухню с рюкзаком. Как Ник трясущимися пальцами вываливает все содержимое из серой коробки. Как затягивает жгут Альба. Как держится за края жизни Вилли и как, упав на колени, плачет Эмили. Как тикают часы и на улице кто-то насвистывает веселую мелодию. Жизнь замерла лишь здесь, в этом доме, и вместе с ней замерла я.

Кап-кап.

Кап.

– Шейра, найди аптечку! – вопит Ник.

Следующие полчаса я мечусь по комнатам. Лекарства? Хорошо. Вата? Пожалуйста. Бинты? Я приносила их минуту назад. Все что угодно, только бы не видеть алую лужицу.

Выполнив поручение Ника, я падаю на ступеньку винтовой лестницы и касаюсь ладонями пола. Холодный.

Я погружаюсь в измерение звуков.

Проходит вечность, прежде чем затихают крики Вилли.

– Пусть отдохнет. К концу недели наведайтесь в третий блок, – хрипит Ник. – Иначе он… умрет.

– Почему? – Эмили спокойна, но в этом спокойствии больше отчаяния, чем в слезах.

– По понедельникам обновляются базы данных. Вашего мужа в ней не найдут, и программа слежения остановит его сердце. Для нее Вилли – преступник, который уклоняется от ответственности.

– Он… он мечтал о свободе! Понимаете, он обнулился два года назад, когда забрали нашу дочь! Я договорилась с Утешителями, – всхлипывает Эмили, – и теперь он дома. О небеса, зачем? Зачем?!

– Он думал, что избавится от индикатора, но вышло наоборот, – произносит Ник. – Индикатор едва не избавился от него…

– Где ваша комната? На втором этаже? – уточняет Ольви.

Я вжимаюсь в стену. Сливаюсь с тенью. Мимо ковыляет Эмили. Вслед за ней ребята проносят Вилли – неестественного, изуродованного гематомами, непропорционального. Растерявшего себя еще до того, как случилось это.

Вы победили? Пояс ваш. Берегите его для следующей игры.

Через несколько минут в мой молчаливый мирок вторгаются звук шагов и свежий запах одеколона.

– Как ты? – почти беззвучно спрашивает Ник, опускаясь рядом и пряча мою ладонь под своей.

– Лучше, чем ты.

– Сомневаюсь. Стрессы при планемии недопустимы. Тебе нужно поспать.

– Где ты научился оказывать первую помощь?

– Как, по-твоему… – Он слабо улыбается и укоризненно качает головой. – Человек, с детства борющийся с болезнью, имеет право на ошибку?