Богатые парижане проводили летние месяцы за городом и считали, что это самое подходящее время заказывать фамильные портреты. Ренуар постоянно находился в разъездах, выполняя заказы, Алина же вела хозяйство в парижской квартире, стараясь поддерживать там уют. Она пишет Ренуару: «Не знаю, хватит ли мне денег до конца месяца: нужно купить еще материи. Не хватает на занавески, чтобы повесить сбоку на большое окно, в которое ярче всего светит солнце. Оно, как я понимаю, на западной стороне… Миткалевые занавески у балки и льняные с другой стороны. Я смогу купить именно столько материала, сколько нужно. Нашла лавку, где продают ткань штуками. Но я уже потратила на тебя сорок франков – боюсь, на материю не хватит. Если не вернешься до конца месяца, пожалуйста, пришли [денег]»[532].

Помимо хлопот с занавесками, Алина следила за работой плотника месье Шарля. Она регулярно докладывала Ренуару: «Протечку [в крыше] твоей мастерской пока не заделали. Рабочие собирались прийти и все сделать в понедельник, но у них была свадьба. Во вторник был выходной. Сегодня весь день шел дождь – сказали, надо ждать, пока кончится. Я все же надеюсь, что к твоему приезду сделают. Показала месье Шарлю чертеж твоей кровати. Он сделает ее сразу после твоего возвращения. Хочет сначала переговорить с тобой. Ты же знаешь, какой он упрямый. Не знаю, почему он решил, что она слишком высокая. Можете это обсудить между собой»[533].

Ренуар очень ценил, что Алина занимается хозяйством в его отсутствие, часто писал ей письма, посылал денег. Почти завершив работу над портретами Нуньесов, он пообещал: «Как только мне заплатят, пришлю тебе денег»[534]. Кроме того, он боялся, что в его отсутствие она перетрудится, и советовал: «Не трать слишком много сил на мою мастерскую. Дай знать, когда починят печь наверху и сколько это будет стоить»[535]. Несмотря на неизменную близость, Ренуар по-прежнему тщательно скрывал их отношения, хотя они прожили вместе уже два года. Даже в 1883 году о том, что Алина не только натурщица, но и возлюбленная Ренуара, знали только его брат Эдмон, Сезанн, Гортензия Фике, Поль Сезанн-младший, Кайботт и его сожительница Шарлотта[536]. Рискуя выдать свой секрет, Ренуар пригласил Алину тайно навестить его в Дьеппе. Уже почти закончив портреты Нуньесов, он пишет ей: «Хочу, чтобы после скачек ты приехала сюда на несколько дней – тогда здесь народу будет меньше» (ипподром Дьеппа тогда, как и сейчас, пользовался большой известностью)[537]. В другом письме он пишет: «В среду встречу тебя на вокзале… самый удобный поезд уходит в 7:45 утра, есть еще в 12:45»[538]. Еще в одном письме речь идет о «покупке билетов туда и обратно… Весь день я работаю, но по вечерам буду свободен»[539].

Закончив портреты Нуньесов, Ренуар решил на месяц отправиться с Алиной в отпуск. С начала сентября до начала октября 1883 года они ездили на расположенные в Ла-Манше острова, Гернси и Джерси. С Гернси он пишет агенту: «Полагаю скоро вернуться, 8 или 9 октября, и привести несколько готовых картин, а также материалы для работы в Париже. Здесь оказался совершенно очаровательный пляж… Надеюсь, что, хотя привезу я отсюда немногое, мне удастся передать вам впечатление от этих прелестных пейзажей»[540]. На Гернси – а может, и уже в Париже – он написал Алину за вышиванием на картине «На берегу моря» (1883)[541]. Тщательно написанное лицо Алины здесь напоминает лицо героини «Танца в деревне», созданного несколькими месяцами раньше.

Два месяца спустя, с 16 по 30 декабря 1883 года, Моне и Ренуар ездили вдвоем «на разведку» на Лазурный Берег, проделав путь от Генуи до Эстака. Из Монте-Карло Ренуар написал Алине, что боится рецидива пневмонии: «Нахожусь… в мучительном месте, возможно, даже более опасном, чем Эстак. Принимаю все меры к тому, чтобы избежать повторения эстакского инцидента»[542]. Его любовь к Алине отчетливо видна в таком интимном признании: «Милый друг, думаю, дело в том, что тебя здесь нет, но южное солнце действует на меня совсем не так, как раньше; похоже, я больше совсем не испытываю желания»[543]. Думая об Алине, он думает и о ее пристрастии к азартным играм – сам он их не любил: «Поставил за тебя сто су на красное. Проиграл. В первый же день, начав со ста су, мы выиграли 45 франков, но на следующий день все проиграли. Больше туда не пойдем. Страшная скука, в казино до невозможности грустно. До скорой встречи. Любящий тебя Огюст»[544].

Отношения с Алиной складывались хорошо, двухнедельная поездка с Моне оказалась очень приятной, однако, вернувшись в Париж, Ренуар затосковал по своим друзьям-импрессионистам. Будучи по природе общительным, он с двадцати лет поддерживал с ними тесные связи, и ему было тяжело оттого, что теперь, в сорок, он редко виделся с друзьями юности. Кружок импрессионистов распался по нескольким причинам. Во-первых, после 1882 года прекратились совместные выставки[545]. Во-вторых, многие художники уехали из Парижа: Сезанн – в Эстак, Моне – в Живерни, Писсарро – в Понтуаз, а Сислей – в Море́. В Париже остались только Кассатт, Дега, Мане, Моризо и Ренуар. А в-третьих, каждый из друзей-художников пытался выработать свой индивидуальный стиль.

При этом общительному Ренуару всегда нравилось работать вместе с другими – ему очень приятно было писать рядом с Моне, когда в конце 1883 года они вдвоем путешествовали по Ривьере. Ренуар написал Дюран-Рюэлю из Генуи: «Мы сочли необходимым как следует изучить местность, чтобы, когда вернемся, заранее знать, где останавливаться»[546]. Ренуар думал, что эта поездка повлечет за собой возобновление совместной работы и окажется сродни тем поездкам, которые они предпринимали в юности. Поставив мольберты рядом, они писали одни и те же виды «Лягушатника» в 1869-м, в Аржантёе в 1873 и 1874-м и в Париже в 1875-м. Ренуар работал не только вместе с Моне, но и с Базилем в 1867-м, с Писсарро в 1869-м, с Сислеем в 1873-м, с Мане в 1874-м, с Кайботтом в 1882-м и с Сезанном в 1882-м (и еще будет работать в 1888–1889-м), а также с Моризо примерно в 1890-м[547]. Но хотя Ренуар и Моне работали вместе больше, чем каждый из них с любым другим художником, оба они всегда шли собственным путем. Моне был прежде всего пейзажистом, а Ренуар – портретистом. При этом Ренуар всегда сознавал важность пейзажа: он считал его идеальным полем для экспериментирования и самосовершенствования.