он не рассматривал природные законы как источник силы человеческого разума и духа. По мере того как он глубже это понимал, Достоевский расценивал отступление Тургенева от мира людей, напуганного его психическим хаосом, как поступок робкий и эгоцентричный. И это тоже было самообманом, так как Достоевский в принципе не верил в возможность личностной самодостаточности и цельности.

Двойная роль Тургенева в «Бесах»

В период работы над «Бедными людьми» у Достоевского разногласий с Тургеневым не возникало. Лишь позднее, в романе «Бесы» (1871), он их обнаружил в полной мере, отдавая в то же время Тургеневу (что еще не до конца осмыслено) должную дань. Мы начнем с разногласий, находящихся в центре романной проблематики, а затем вернемся к более нюансированному вопросу об отношении Достоевского к личности и творчеству Тургенева и его версии романтической тоски.

Изобразив Тургенева самодовольным, эгоцентричным писателем Кармазиновым, Достоевский в своей уничтожающей карикатуре сближается с ошибочным отождествлением его в молодости с самоуверенным Андреем Колосовым. Еще до знакомства с романом Тургенев, живший во Франции, был проинформирован своими корреспондентами об атаке Достоевского[293]. Ошеломленная жертва парировала удар своего врага двумя противоречивыми способами. С одной стороны, Тургенев старался сделать вид, что нанесенная рана заботит его меньше, чем могла бы; с другой стороны, в письмах он осудил Достоевского за удар ниже пояса. Он повторил то, что уже говорил о ссоре между ними в 1867 году в Баден-Бадене[294]. Тургенев считал, что Достоевский всегда его ненавидел, а злобные и «беспричинные» выходки Достоевского можно было объяснить, по мнению Тургенева, только душевным расстройством. В 1871 году Достоевский все еще был должен Тургеневу деньги, которые тот одолжил ему до ссоры в 1867-м. Когда в 1875 году Достоевский наконец смог вернуть ему долг, Тургенев в шутку написал Анненкову, что не рад возвращению долга, так как это лишило его сладкой иронии сознания того, что человек, публично его оскорбивший, был его должником[295].

Долгое время в этой ссоре читатели преимущественно занимали сторону Тургенева, и только в 1921 году вышла книга Юрия Никольского, выступившего решительным защитником Достоевского[296]. Никольский перечисляет сущностные различия двух писателей, как в характере, так и во взглядах. Достоевский описал ссору в письме к А. Н. Майкову от 16 (28) августа 1867 года, в котором обвинил Тургенева в атеизме, русофобии и германофилии и о публикации которого в 1890 году в качестве своего «послания потомству», по словам Тургенева в письмах к друзьям, договорился с архивариусом[297]. Тургенев утверждал, что не высказывал ни одного из мнений, приписанных ему Достоевским; по его словам, в 1867 году во время визита Достоевского он в основном молчал, тогда как Достоевский ругал «на чем свет стоит» его роман «Дым». Чтобы противодействовать тому, что он расценивал как клевету, порожденную психическим расстройством Достоевского, Тургенев отправил собственное письмо Анненкову с разрешением передать его другим для чтения[298]. На самом деле все обвинения Достоевского были в известной степени справедливы, говорит Никольский. Тургенев не мог верить в персонифицированного Бога после чтения Фейербаха в начале 1840-х, он также сочувственно относился к критической деятельности Давида Штрауса, отрицавшего божественность Христа, как и к Эрнесту Ренану, в своей биографии Христа изобразившему его героем, а не богом. Позднее он прочел Шопенгауэра, чьи произведения углубили его собственный пессимизм и сознание отчужденности от природы[299]. Достоевский был убежденным националистом, Тургенев же в своих воззрениях был более амбивалентен и открыто критиковал Россию. Собственные убеждения он публично предал гласности в «Дыме» (1867) и так же публично провозгласил себя и германофилом, и западником во вступлении к «Литературным воспоминаниям», опубликованном в 1869 году[300]. Таким образом, утверждает Никольский, когда Достоевский приписал все эти убеждения одиозному Кармазинову, он не клеветал на Тургенева.

В 1924 году в статье, посвященной памяти Никольского, А. С. Долинин отвел еще одно обвинение Тургенева: что рассказ, который Достоевский пародирует в печально известной речи Кармазинова «Мерси», был одним из тех, которые он превозносил до небес, опубликовав его в собственном журнале «Эпоха». Долинин согласен с Никольским в том, что и другие произведения Тургенева, кроме «Призраков» (1864), пародируются и в романе, и в речи Кармазинова[301]. Достоевский на самом деле сочувственно отозвался о «Призраках», которые ему поначалу понравились, поскольку он прочитал и понял их не вполне адекватно. Первоначально он воспринял рассказ как выступление против современного общества и был с этим согласен, и только после перечитывания понял, что «Призраки» были личной и субъективной жалобой Тургенева. «Дым», который Достоевский ненавидел, прояснил для него истинную природу политических взглядов Тургенева. Потугин, тургеневский рупор в романе, развенчивает русскую идею, которую Достоевский горячо поддерживал; Кармазинов, как утверждал Долинин, был задуман как продолжение Потугина – так же, как Раскольников в «Преступлении и наказании» вырос из Базарова.

Несмотря на все это, моральный смысл злой карикатуры на Тургенева в «Бесах» вызывает сомнения. Достоевский не был бы первым или последним выдающимся писателем, вершащим личную вендетту таким образом, и невозможно поверить, что он не предполагал нанести Тургеневу удар. В то же время читатели романа не раз отмечали, что портрет Кармазинова – лишь один из тургеневских элементов в романе, настолько этими элементами насыщенном, что Никольский окрестил его «Отцами и детьми» Достоевского[302]. Джозеф Франк отметил, что Достоевский с энтузиазмом поддержал замечание Аполлона Майкова о том, что герои «Бесов» напомнили ему «состарившихся тургеневских персонажей»[303]. В рукописях, относящихся к «Бесам», открываются две вещи: то, что Достоевский присвоил Кармазинову только отрицательные черты Тургенева, и то, что Кармазинов был задуман не просто (и даже не в первую очередь) как пародия на Тургенева.

Зная это, читатель может свободно искать как в рукописях, так и в печатном тексте романа более глубокой и полной оценки Достоевским Тургенева и его творчества. Хотя Достоевский вкладывает в образ Кармазинова свою неприязнь к Тургеневу как человеку, а также придает ему определенные черты, которых не принимал в его творчестве, в других местах романа он отмечает и свой долг перед Тургеневым[304]. В отличие от своей карикатуры Тургенев парит над романом как наставник и первопроходец, поставивший проблему неполноты человеческой личности и ее неудовлетворенных потребностей, к которой Достоевский с разных сторон обращается и в «Бесах», и во всех своих зрелых сочинениях. Более того, в Тургеневе как авторе, в его лучших вещах, Достоевский высоко ценит приверженность правде, какой бы неудобной она ни была для созданных им героев и для