у них на глазах сталкивались сородичи, – это простые формы социального научения, обозначаемые как расширение локаций или расширение стимулов{631}. И действительно, в полном соответствии с теорией Магнуса, у большинства животных, способных к социальному научению, либо в принципе традиции отсутствуют, либо наблюдаются так называемые традиции-вспышки{632} – недолговечные поведенческие паттерны, исчезающие вскоре после появления.

У некоторого – небольшого – количества животных выявляется способность к более точным формам социального научения. В частности, шимпанзе, как показывают эксперименты, учатся, копируя чужие моторные паттерны или воспроизводя взаимодействие с объектами, которые приносят другие, то есть это имитация или эмуляция{633}. И тогда сохранение традиций добычи пищи и использования орудий у шимпанзе на протяжении десятилетий, возможно, не случайность{634}. Принятый у шимпанзе способ раскалывания орехов описывал еще Чарльз Дарвин в «Происхождении человека»{635}, а значит, эта традиция насчитывает не менее 100 с лишним лет. Более того, именно у шимпанзе традиции документированы полнее, чем у всех животных, за исключением человека: 39 поведенческих моделей признаны привычными или распространенными в одних популяциях и отсутствующими в других{636}. И, наконец, человек с его обучением, языком, письменностью и подражанием обладает механизмами самой высокоточной социальной передачи и, безусловно, огромными объемами долговечной культуры. Проведенный Магнусом анализ позволял предположить, что больший объем культуры у нашего вида по сравнению с другими – прямое следствие присущих человеку механизмов передачи, которые значительно повышают качество нашего социального научения.

Мы подумали, что та же теория может, как предвидел Томаселло, объяснять и свойственный исключительно человеческой культуре кумулятивный характер. Больший объем культуры – это больше возможностей для заимствования идей из других сфер и сочетания их ради получения новых технологий, которые будут способствовать дальнейшему новаторству и совершенствованию, тем самым подпитывая кумулятивную культуру. Мы обнаружили, что в крупных популяциях вырисовываются более крутые кривые, чем в небольших, и в более многочисленных группах культурные свойства сохраняются дольше{637}. Следовательно, даже относительно малое повышение точности культурной передачи могло бы вызвать резкий качественный разрыв между человеческой культурой и культурой у остальных животных, и по мере роста численности человеческих популяций этот разрыв бы увеличивался.

Как мы уже знаем, кумулятивную культуру пытаются отыскать и у животных – шимпанзе, новокаледонских воронов{638}, – однако свидетельства в пользу ее существования немногочисленны, случайны и небесспорны{639}. У человека же, вне всякого сомнения, в распоряжении сложные технологии, которые в принципе нельзя разработать в одиночку. Что, если эти различия между человеком и животными и вправду коренятся в точности передачи? Предположение на самом деле далеко не новое. Схожие доводы выдвигали помимо Томаселло и другие психологи – Джефф Галеф, Сесилия Хейз и Эндрю Уайтен, а также эволюционный биолог Ричард Докинз{640}. Но, хотя у человека, несомненно, есть и когнитивные способности, необходимые для высокоточной передачи информации, и сложнейшая кумулятивная культура, до недавнего времени официального теоретического исследования, демонстрирующего, как и почему они могут быть связаны, не проводилось. Эту гипотетическую, пусть и вполне вероятную, взаимозависимость еще требовалось доказать.

Да, работа Магнуса позволила нам выдвинуть логически допустимый тезис, что увеличение долговечности корректно передаваемых культурных свойств может увеличивать простор для возникновения модификаций или сочетаний и тем самым создавать культурный «храповик». Предположение, что животные просто не получали возможности внести улучшения в короткоживущие свойства, заслуживало доверия. Доводы, согласно которым отмечаемая у человека долговечная культура оставляла время на совершенствование и модификации, а также что существование множества культурных свойств создавало простор для взаимообогащения и комбинирования, тоже выглядели логичными. И все же одно дело рассуждать, а совсем другое подтвердить научную состоятельность этой идеи с помощью математического моделирования.

Этот труд взяла на себя Ханна Льюис, молодая исследовательница с математическим образованием из Сент-Эндрюсского университета{641}. Целью Ханны было изучить воздействия высокоточной культурной передачи на кумулятивную культуру с помощью математической модели, в которой переменной выступала долговечность передаваемых свойств{642}. Методично меняя скорость исчезновения культурных свойств из популяции, можно было проверить гипотезу, согласно которой когнитивные изменения, обеспечившие высокоточную передачу, приводили к возникновению кумулятивной культуры, наблюдаемой у человека{643}.

Разумеется, на появление кумулятивной культуры могут влиять помимо частоты утраты свойств и другие факторы. К их числу относятся и частота придумывания чего-либо нового с нуля (этот параметр мы обозначили как изобретательность){644}, и частота объединения уже имеющихся свойств в сложные комбинации (комбинирование){645}, и частота совершенствования или варьирования существующих свойств (модификация). Изобретательность, комбинирование и модификацию можно расценивать как разновидности новаторства. Эти процессы по отдельности рассматривались в моделях, исследующих развитие различных культурных свойств{646} или их сложность{647}, но о том, как именно эти процессы отразятся на кумулятивной культуре, мало кто задумывался. Не установлено было даже, как взаимодействуют перечисленные формы новаторства и какая из них играет самую важную роль.

Подход Ханны был восхитительно прост. Она разработала математическую модель, позволявшую за счет манипулирования частотой случаев изобретательства, комбинирования, модификации и утраты культурных свойств выяснить, как эти процессы повлияли бы на выстраивание кумулятивной культуры{648}. С помощью такой модели можно было проследить, как приобретаются и утрачиваются свойства в масштабах целой популяции{649}. За отправную точку мы приняли условие, что посредством изобретательства в группе могло появиться определенное число свойств, независимых от других существующих в этой культуре. Эти ростки нового мы назвали зачаточными культурными свойствами{650}. Далее с ними могло происходить одно из четырех событий. Группа могла бы приобрести новое зачаточное свойство путем изобретательства (с вероятностью p1). Новое свойство могло бы возникнуть из комбинации двух уже существующих в группе (с вероятностью p2). Одно из существующих в группе культурных свойств могло быть модифицировано или усовершенствовано, что привело бы к возникновению нового его варианта (с вероятностью p3). И наконец, одно из существующих в группе свойств могло быть утрачено (с вероятностью p4). После каждого из событий характеристика культуры в группе обновлялась (пополнялась новым свойством или лишалась одного из имевшихся), затем происходило следующее событие, и так раз за разом, – как правило, охватывался период, включавший примерно 5000 событий{651}. Таким образом, набор имевшихся у популяции свойств мог со временем меняться – либо путем постепенной, ступенчатой, модификации или утраты существующих свойств, либо путем дифференциации, когда от одного из свойств ответвлялись несколько новых. В ходе многочисленных симуляций Ханна систематически варьировала четыре параметра частоты (p1, p2, p3 и p4), выясняя, как отразился каждый из процессов на выстраивании кумулятивной культуры{652}.

Результаты проведенного Ханной исследования безоговорочно выявили важную роль в развитии кумулятивной культуры точности социальной передачи. Наиболее значимым фактором из влияющих на создание кумулятивной культуры оказалась частота утраты свойств (p4, антипод точности). Модель Ханны отчетливо показывала, что ключевым условием, от которого зависит возникновение «храпового механизма», выступает точность передачи. Если она слишком низкая (то есть p4 слишком велика и свойства утрачиваются чересчур часто), неважно, сколько появится изобретений, комбинаций и модификаций, – кумулятивная культура попросту не зародится. Только в том случае, когда частота утраты свойств оказывается на пороговом уровне точности передачи (или ниже), начнется накопление кумулятивного знания{653}. Дальнейшие небольшие снижения частоты утраты, связанные с повышениями точности передачи, ведут к заметным приростам кумулятивности культуры (отражающимся в полезности, сложности, а также в количестве свойств и линий передачи знаний){654}. В результате дальнейшего уменьшения частоты утрат достигается порог, за которым, судя по всему, развитие кумулятивной культуры становится неизбежным – при наличии хотя бы скромного уровня комбинирования и модификации. На тысячах смоделированных ситуаций с разными величинами параметров вариации в наращивании кумулятивной культуры лучше объяснялись именно точностью передачи (p4), чем изобретениями, модификацией и комбинированием вместе взятыми{655}.

Результаты исследования надежно подтверждали тезис Томаселло, что явное отсутствие кумулятивной культуры у всех видов, кроме человека, обусловлено использованием механизмов низкокачественного подражания, таких как расширение локаций, а не высокоточных процессов, наблюдаемых у человека{656}. В частности, у животных редко встречаются примеры обучения{657}, как и случаи коммуникации, увеличивающие точность передачи (например, референтная коммуникация){658}. Имитацией занимаются и шимпанзе, и некоторые птицы{659}, но человек, как показывают