сбежать, и воздействовали на нее дополнительно (например, еще надежнее обезвреживали), если детеныши с ней не справлялись. У этой стратегии кормления свои издержки, поскольку взрослым приходится тратить время, наблюдая за взаимодействием детенышей с живой добычей, которую к тому же есть немалый риск упустить. Однако эта стратегия дает подрастающему поколению возможность выработать охотничьи навыки.

Торнтону и Маколифф удалось, помимо прочего, получить экспериментальное подтверждение того, что действия помощников способствовали приобретению навыков учениками. Детеныши, которым дополнительно обеспечивали возможность взаимодействия с живыми, но обезвреженными скорпионами, впоследствии охотились успешнее своих однопометников, получавших скорпионов только мертвыми. Это значит, что возможность потренироваться на обезвреженных, но еще живых скорпионах облегчала усвоение навыка{681}. Торнтон и Маколифф продемонстрировали, что поведение сурикатов-помощников отвечает всем критериям Каро и Хаузера и представляет собой подлинный пример обучения у животных. Ответ на вопрос, зачем помощникам это нужно, кроется в том факте, что детеныши очень редко отыскивают движущуюся добычу самостоятельно. А значит, помощники могут активно способствовать приобретению потомками охотничьих навыков, предоставляя возможности для тренировочного взаимодействия с добычей, которых они в противном случае были бы лишены. В долгосрочной перспективе взрослые выигрывают, поскольку сокращают затраты на прокорм потомства, ускоряя его переход к самостоятельности, а также повышая выживаемость{682}. Сурикатам выгоднее обучать молодняк добывать пищу самостоятельно, поскольку в дальнейшем это сбережет их, взрослых, собственные время и силы.

Еще один убедительный пример обучения у животных обнаруживается у муравьев, использующих так называемый тандемный бег{683} – поведение, при котором товарищей по гнезду методично ведут к новым источникам пищи или новым для гнезда участкам{684}. Если представители большинства других видов муравьев находят источники пищи по оставленному сородичами феромонному следу{685}, то при тандемном беге муравьи передают знания о расположении источников пищи непосредственно друг другу. У видов, пользующихся тандемным бегом, особи-знатоки модифицируют свое поведение так, чтобы ведомые гарантированно освоили нужный путь. Как показали биологи из Бристольского университета Найджел Фрэнкс и Том Ричардсон, в тандемных парах муравьев ведущий держится не дальше чем на один-два шага впереди ведомого, который то и дело ощупывает его своими усиками-антеннами, и оба на всем протяжении пути сохраняют тесный контакт{686}. В результате в паре ведущий движется намного медленнее, чем в одиночку, – на дорогу к источнику пищи у него уходит в четыре раза больше времени. Ведомые же благодаря тандемному бегу находят пищу значительно быстрее, чем по одному, и, что важнее, в процессе узнают дорогу к источнику пищи. Все указывает на то, что тандемный бег развился у муравьев именно для обучения. Ведь если бы опытным муравьям просто требовалась помощь в перетаскивании добычи к гнезду, гораздо эффективнее было бы отнести неопытных прямо к источнику пищи – такое муравьи тоже иногда проделывают. Но в этом случае новички так и не узнают дорогу – главным образом потому, что муравьи транспортируют своих товарищей вверх ногами и «против хода»{687}. Пусть тандемный бег отнимает больше времени, чем переноска, его несомненное преимущество заключается в том, что ведомый узнает, куда идти{688}.

Оперируя функциональными критериями Каро и Хаузера или производными от них, исследователи поведения животных собрали свидетельства обучения у небольшого и довольно занятного ряда биологических видов, в число которых входят сурикаты, муравьи, пчелы и два представителя пернатых – пегая дроздовая тимелия и прекрасный расписной малюр. Помимо этого, многообещающие, но пока далекие от неопровержимых свидетельства были зафиксированы у кошек, гепардов и обезьян тамаринов{689}. Однако функциональное сходство в обучении, например у муравьев и человека, не должно нас обманывать: обучение у других животных абсолютно не похоже на обучение у человека, и основой ему служат совершенно иные психологические и нейронные процессы{690}. Согласно современным научным представлениям, обучение увеличивает точность передачи информации за счет адаптивного усовершенствования тех форм социального научения, которые уже существуют у данного вида{691}. Из этого следует, что механизмы обучения у разных видов могут отличаться. Необходимо также сознавать, что обучение у животных не самая популярная тема для исследований, поэтому у нас нет внятной картины его представленности в разных таксонах. Примеры обучения у животных по-прежнему неоднозначны, и ряд ученых считает, что для классификации того или иного поведения как обучающего не помешало бы выработать более строгие критерии{692}. Тем не менее, когда примеры обучения у животных все же начали накапливаться, для нас оказалось полной неожиданностью, что никаких убедительных свидетельств обучения не обнаружилось ни у высших обезьян, ни у дельфинов, ни у слонов, ни у других млекопитающих с крупным мозгом, славящихся умственными способностями. Мне стало интересно почему.

Исследования обучения у животных заставили нас задуматься над рядом непростых вопросов. Во-первых, нам хотелось понять, почему это поведение при всей его очевидной выгоде настолько мало распространено. Во-вторых, нам нужно было разобраться, чем обусловлено такое странное таксономическое распределение зафиксированных примеров обучения. Если обучать способны муравьи и пчелы, почему этим не занимаются такие умные животные, как шимпанзе? И, в-третьих, поскольку в отличие от человека остальные животные, судя по всему, применяли обучение к ограниченному набору свойств, мы не могли не задуматься, как и почему у наших предков развилась самая что ни на есть общая способность к учительству. Казалось бы, все это давно должно было стать предметом пристального изучения в рамках самых разных научных дисциплин – эволюционной и поведенческой биологии, психологии, антропологии и т. д. Однако в действительности, несмотря на то что связанные с этими вопросами темы, такие как эволюция социального научения{693} и вырабатываемые в результате научения навыки коммуникации{694} и сотрудничества{695}, были в фокусе исследовательского внимания, официально признанной теории эволюции научения до недавнего времени просто не существовало.

Сейчас одна из самых популярных тем в эволюционной биологии – эволюция сотрудничества. Под сотрудничеством понимается любое поведение, которое приносит пользу другой особи (получателю) и которое прошло отбор благодаря этой пользе{696}. Многие примеры сотрудничества в природе предполагают, что дающий делится с получателем материальными ресурсами, такими как пища или иное вспомоществование, однако под это определение подпадут и те случаи, когда дающий делится полезной информацией. Таким образом, многие разновидности обучения у человека и все известные примеры обучения у других животных удовлетворяют определению сотрудничества, а поведению наставника отдается предпочтение при отборе, поскольку оно способствует усвоению учеником информации, повышающей его приспособленность. В принципе, никто не мешает обучать и таким навыкам или знаниям, которые перечеркивают все шансы на выживание и размножение (принимать наркотики класса А, например), но такие случаи – редкое исключение. Обычно учительство все-таки носит сотруднический характер. Тем не менее модели обучения в природе пока не особенно внятно объясняются теорией эволюции сотрудничества{697}. Поскольку у обучения определенные, только ему свойственные черты, для понимания механизмов его эволюции понадобится особый подход. К этим чертам относится и то, что передаваемую посредством обучения информацию можно обрести и другими способами (например, путем проб и ошибок или посредством социального научения), и то, что динамика передачи информации существенно отличается от динамики распространения и накопления материальных ресурсов. А значит, если мы хотели разобраться в эволюции обучения, нужно было разрабатывать собственную теорию.

И снова мы обратились к математическому моделированию. Двое «математиков» из моей исследовательской группы – аспирантка Лорел Фогарти и молодой специалист Понтус Стримлинг – совместными усилиями разработали модель, позволявшую выяснить, при каких условиях можно было ожидать эволюционное развитие обучения{698}. Их крайне познавательный, на мой взгляд, анализ помог объяснить странное распределение обучающего поведения в природе, отсутствие обучения у многих млекопитающих с крупным мозгом и распространенное использование обучения у человека. В модели Лорел и Понтуса эволюционная приспособленность особей зависела от обладания ценными знаниями или навыками, такими как умение обращаться со скорпионами у сурикатов или умение мастерить функциональный инструмент для рытья у наших предков. В гипотетическом математическом мире, который выстроили Лорел и Понтус, у особей, владеющих подобными знаниями и навыками, вероятность выжить и оставить потомство оказывалась выше, чему у тех, кто этими знаниями не обладал. Мы исходили из того, что у молодняка (учеников) есть три пути получения и усвоения подобной информации. Навык можно усвоить (1) путем проб и ошибок (посредством несоциального научения) с вероятностью А; (2) путем подражания другим (социальное научение) с вероятностью S; или (3) за счет обучения родственником