Падаю в кресло, пытаясь не злиться, потому что настроена мама вообще не дружелюбно, это видно по поджатым губам и прищуренным глазам, которыми она обводит каждый сантиметр комнаты. Хорошо хоть срач убрать успел и бутылки из-под пива выкинуть, иначе скандал начался бы сразу, и не факт, что вообще закончился бы.

Мама молчит, а я первым разговаривать не собираюсь. Все, что ни скажу, будет с сопровождением недовольства, поэтому молчать пока лучший выход. Достаю из кармана телефон, чтобы найти спасение хотя бы там, но настойчивая женщина вырывает гаджет из рук, глядя на меня так сурово, как будто я не телефон взял, а автомат Калашникова.

— Убирай эту гадость, поговори с матерью, — произносит серьезно, и я закатываю глаза. Ну вот, молчание закончилось.

— Даже боюсь спросить, о чем ты хочешь поговорить, мам.

— Вообще-то я хочу поговорить со всеми своими детьми. Где Ксения?

— Я откуда знаю? Она мне не отчитывается.

— Не дерзи, — хмурится мать, выводя меня из себя. Я-то думал, что вчера злился, но, как выяснилось, вчера был вообще не предел. — Раз живёте вместе, значит должны знать, кто и где. Пока ты жил со мной, я всегда знала, где ты, и чем занят.

— Это ты так думаешь, — хмыкаю, понимая, что говорю это зря, но сил молчать в тряпочку просто нет.

— Прекрати так разговаривать с матерью! Это ты выбрал уйти от нас, я тебя не выгоняла, чтобы выслушивать сейчас такой тон!

— Да конечно! — пытаюсь держаться, но не получается ни черта. — Все, мам, правда, давай закроем тему. И отдай уже телефон, мне не десять.

— Не отдам, пока твоя сестра не соизволит ответить, — снова хмурится мать, наконец-то присаживаясь на диван, убирая стойку надзирателя.

— Ну так, может, ей надо позвонить, чтобы она ответила? — стучу пяткой по полу, отыгрывая мелодию, которая засела в голове ещё с утра, пытаясь отвлечься хотя бы на это, но не выходит ни черта. Слишком сильно меня все достало. Слишком.

— Не надо никому звонить, — на пороге появляется Ксюха, и я вздыхаю с облегчением. Ну слава Богу. Ксеня тоже, конечно, не супердочь по мнению мамы, но она хотя бы жизненный путь её ценит, поэтому есть вероятность, что сеструха меня спасет. — Мам, что случилось? Почему ты здесь?

— Да вот решила своим бессовестным детям в глаза посмотреть. Одна замуж выскакивает, слова не сказав, другого из команды выгоняют за пьянство. Объясниться не хотите? — мама поднимается с дивана и упирает кулаки в бока. Плохой знак. Очень плохой. Максимально дерьмовый знак. Смотрю на Ксюху и развожу руками: я не при делах, я не приглашал, я сам не рад. Знаю, что сестрица поймет и без слов, и по сочувствующему взгляду вижу, что не ошибся. Кто, как не она, поймет меня, когда речь идёт о нашей матушке.

Злость поднимется к горлу, когда до меня доходит, что мама вынюхивала про команду. Я мальчик не маленький, и звонить жаловаться на поведение, как в детском саду, никто бы не стал, поэтому она наверняка сама все узнала, ещё и обрадовалась, надеясь, что теперь я точно уйду работать в фирму отца. Ну-ну.

— А давайте сначала поедим, — говорит Ксюха, пытаясь улыбнуться, — и выпьем. После уже поговорим.

И минут на сорок мы все зависаем на кухне, пытаясь приготовить ужин, который у меня язык не поворачивается назвать теплым и семейным. Мама постоянно косо смотрит, а волна злости внутри поднимается ещё выше, грозясь затопить все вокруг. В идеале бросить бы все к чертям и сбежать нахрен отсюда, но я и так в глазах матери уже какой-то отброс общества, надо всё-таки постараться не разочаровать ее до конца. Если, конечно, это возможно.

— Артем, — мама, словно нарочно, скребет ножом по тарелке, проверяя мои нервы на прочность. Вино, которое притащила Ксюха, вообще не хочется, а вот что-то покрепче я бы выпил с удовольствием, да только явно не при маме это делать, после всего, что она узнала, — я даже не буду спрашивать, как это произошло. Случилось и случилось. Но нужно жить дальше и думать о завтрашнем дне, а не сидеть на шее сестры.

— Он и не сидит, — говорит Ксюха, и я киваю ей в благодарность, пережевывая кусок мяса. Жру, только чтобы закрыть рот и не наговорить ничего лишнего. Знаю, что мама снова поднимет тему о компании отца, и от этого непроизвольно сжимаются кулаки. — Мы с Темой все честно поделили, и он тоже вносит финансовый вклад в съем жилья.

— И откуда деньги? — смотрит строго то на меня, то на Ксюху. Недовольная до ужаса. — Ему об учебе думать надо, а не о том, где бы заработать на крышу над головой.

— Мам! — не выношу нравоучений и рычу, уже даже не пытаясь сдерживаться. — Сам разберусь. К отцу кланяться не пойду, даже не проси.

— Нет, ну а ты куда смотришь? — принимается за сестру. — У него скоро диплом! А он будет по стройкам шататься, чтобы денег заработать? Спортивной стипендии теперь не видать, денег ему отец не даст, и что? Будет приживалкой твоей?

— Ну, во-первых, мы все же не чужие друг другу люди, так что приживалкой Тему точно не назовешь. А во-вторых, если у Артема возникнут трудности, то мы справимся с жизнью и на мою зарплату, если ты помнишь, она у меня не копеечная.

Я не знаю, как такая недовольная жизнью женщина могла родить такое чудо, но Ксюха и правда чудо. Без неё я бы уже давно вышел в окно, чтобы избежать разговора, и встретилась бы вся семья в следующий раз на моих похоронах.

— На все-то у тебя есть ответ, — качает головой матушка, недовольная положением дел. — Но ты Артему не мать, а сестра, и ответственность за него тоже не тебе нести.

— Мам, мне уже двадцать два. Хватит со мной носиться, как с ребенком.

— Пока я с тобой носилась, тебя не выгоняли из команды.

— Боже! Да сколько можно опять эту пластинку заводить? Выгнали, и фиг с ним. Новую команду найду, если надо будет! — пока я распинаюсь, в дверь кто-то звонит, и Ксюха уходит открывать, а я понимаю, что сдержался, только пока она была здесь, а сейчас крышу сорвало окончательно. — Как будто на этом хоккее долбаном жизнь остановилась!

— Ну остановилась, видимо, раз на мать так орешь из-за него, — издевательски улыбается и поднимает бровь. — Ты со мной ругался из-за хоккея, ты никогда не слушал, когда я говорила, что не занятие это, а чушь собачья, и что в