Расширенные глаза панночки уставились на меня с ошеломительной оторопью. Я что-то не то сказал? Перебираю все свои фразы и понимаю, что пронес поразительную запутанную хрень, но во благо же, клянусь. Нагоняю смысловые галлюцинации в кучу и готовлюсь добавить, но умная малышка меня опережает.

— Тебе это очень нужно?

— Очень, Злат. Ты же сможешь на дистанционке проучиться это время?

— Узнаю, конечно. Думаю, проблемы не будет. Только я бы хотела с тобой поехать на Билатор. Можно?

— Исключено, — качаю головой, хотя сам бы желал такого больше всего, но этому не бывать. — Это будет самый опасный момент, поэтому останешься здесь под надежной защитой.

— Ладно, — вдруг легко соглашается.

Поднимает ноги на сиденье и поджимает стопы под себя. Голые ножки, вдруг замерзла? Поднимаю выше стекла, оставляю совсем немного, чтобы хотя бы немного заходил воздух. Может все же обогрев включить, но останавливаюсь, не зима же, почти сентябрь относительно теплый еще. Перегибаюсь и тянусь назад, цепляю толстовку и надеваю на Злату. Залипаю, нравится, когда в моих шмотках. Поправляю капюшон и срываю поцелуи с горячих губ, увлекаюсь и засасываю ее, как оголодавший помойный кот. Злата и сама хватает меня за голову и впивается, всовывает первая свой язык и лижет мои губы. Да твою ж мать…

Нахожу в себе силы оторваться, просто лбом прижимаюсь к переносице и мешая свое дыхание с ее, уточняю.

— Ты поняла меня? Завтра я поговорю с Ником. Тебе придется пожить в одном месте, но думаю, что привыкнешь. О нем никто не знает, а я все же буду приезжать, как только смогу. Обещай, — говорю прямо в губы ей, отчаянно требую — обещай, что будешь слушаться, прошу тебя. Никуда не ходи одна. Ты же осталась в тот раз дома, я говорил тебе?

— Э-э-… да.

— Что еще за «э-э»? Ты была дома? Ну?

— Конечно.

— Умница моя. Маленькая моя… Любимая… Иди сюда, Злат, — тяну ее снова. Забираюсь руками под толстовку и сжимаю нежную кожу. Распаляется дурная кровь, бежит с грохотом по телу и сливается в пах.

Я все время готов с ней. Постоянно в тонусе. Это просто звездец. На Шахову пожизненный стояк!

Уставший, но все же довольный после встречи с малышкой, паркую тачку у своего дома. Достаю сумку из багажника и ищу сразу ключи от квартиры. Хлопаю себя по карманам, куда дел их?

— Эй, парень. Закурить не найдется? — раздается рядом голос.

Бросаю ответ через плечо, занят, все же посеял где-то связку. Тяну куртку из салона и проверяю в ней.

— Не курю.

— Зря. Ну, до свидания. Спи спокойно, Ваня.

Свист рассекаемого рядом воздуха последнее, что ощущаю. От сильного удара, голова трескается и свет исчезает. Страшная боль — крайний всполох моей гаснувшей памяти. Достали, твари, прямо около дома.

28

— Рэм! Рэмка!!! — визжу на весь дом и лечу навстречу брату.

Мой малыш приехал. Наконец-то! Отчего-то давлюсь слезами и бегу, что есть сил к нему. Господи, как же я скучала. И не предупредил, что приедет. Крепко обнимаю и замираю, вдыхаю родной запах. Рэмчик, конечно, посмеивается. Слышу, как смущенно прокашливается и ответно сжимает. Сильный какой стал. Родной мой!

— Ну что ты, Золотце? Ревешь, что ли? — нарочито грубоватым голосом произносит, а потом тихо смеется.

Припускаю еще сильнее от того, как называет. В детстве он не выговаривал «Злата», почему неизвестно, вместо этого звучало «Зоёто», позже «Золото», а потом исключительно «Золотце». Мне было без разницы как он меня зовет, а вот он сам на «Рэма» бесился. Вообще он Роман, но все же я тоже придумала, как его называть. Раздражался, но позже смирился и принял. Ну конечно, я ведь растрепала о легендах Рима все, что знала, вот он и сменил гнев на милость. Но внутри семьи эти прозвища остались навечно.

— Привез мне чего? — тычу его в ребра, утирая свои сопли.

— Тебе только не привези. Я помню, как ты орала, когда пустой приехал, — ржет в открытую. Раскрывает огромную сумку и раскопав ноуты, провода и какие-то еще штуки, вытаскивает коробочку. — Вот, возьми. Часа два выбирал, упарился. Попробуй только скажи, что не понравится.

Спешно открываю и замираю от восторга.

— Рэмчик! Ромочка-а-а-а! Это улет! Ох, и повезет же твоей девчонке, умеешь же! А-а-а, класс!

Примеряю красивые серьги. Небольшие сверкающие камешки в обрамлении тонких золотых завитков. Оттопыриваю мочку и смотрю в зеркало. Уютные, прекрасные, нежные. Лучи утреннего солнца попадают на сережки и удивительный свет разбрызгивается в разные стороны. Греюсь в этом сиянии, купаюсь.

— Спасибо, Ромочка!

— Ты посмотри, мое настоящее имя вспомнила.

Подкалывает, знаю, но ничего, я все ему прощу. Ромка высокий и очень привлекательный семнадцатилетний парень. На вид и не скажешь, что ему столько, выглядит однозначно старше. Гений, как и папка. Математик и логист от Бога. Господи, да он повернут на таблицах, прогнозах и всякой вычислительной нечисти. Я, конечно, тоже соображаю, но до Ромки, как до Китая пешком. Он жалеет меня и всегда утверждает, что я способная, просто ленивая.

Вот только одно с трудом переношу — его частые долгие отъезды. Он учится за границей в самом крутом колледже, где делает невероятные успехи. Рома наш непреложный повод гордиться, а там есть чем. Да просто он гений, вот и все!

Хуже всего переносит жизнь внука за границей деда Володя. Он как Кощей ходит на работу, хотя ему сто лет в обед, но свято таскается руководить. Ладно, ему шестьдесят пять всего. Мечты деда рассыпались в хлам, когда сказали, что Рэм будет учиться в колледже. Он так надеялся, что внук останется в родном городе и примет от деда в дар фирму, возглавит ее со временем, но не случилось. И вот тогда дед направил цепкие руки в мою сторону. Хорошо хоть я очно учусь, иначе мне конец. Но зная своего деда…

— Кормить будешь? Или так и останешься стоять и любоваться собой. Я жрать хочу, систер! И где родители, чего не видно?

— Уехали, Рэмчик. Унеслись забирать какую-то фигню для маминой школы. Иди мойся и переодевайся. Дай мне минут десять, сейчас омлет сделаю.

— И апельсины закинь в соковыжималку, — кричит мне уже, поднимаясь по лестнице.

Бережно вытаскиваю сережки из ушей и аккуратно кладу их в коробочку. Следом глажу мягкий темно-зеленый бархат, который так приятно щекочет кожу. Рэмчик со спины копия папа, вот только светло-русый, даже блондинистый. Это от деда взял, они у нас в родне двое такие,