остальные темные. Я так вообще и правда панночка. Вот прилипло-то! Ваня, блин, наградил.

Машинально взбиваю яйца и думаю о вчерашнем вечере. Боже, он ураган. Жаркий, жадный, ненасытный, грубый и нежный одновременно. Как же Молот обнимает, как целует… М-м-м…Он сексуальное торнадо в стремительной атаке. Его голос парализует нервные окончания, вгоняет в священный трепет. Я изнемогаю под его низким рокочущим тембром, там от одной подачи можно кончить. Особенно, когда в особо пряный момент вдруг начинает что-то говорить, мне конец.

Яйца начинают превращаться в нужную консистенцию, следом добавляю немного муки и молока.

Яйца. Я еще ни разу таких здоровых не видела, они огромные! Да и у кого мне видеть было? А у Вани большие, как два спелых инжира. Я касалась их, да, тяжелые и увесистые, такими только по голой коже хлопать при глубоких толчках. Между моих ног скручивает и тяжелеет. Да я с Молотом в законченную маньячку превращаюсь, голод неутолим. Фу-х, блин, жарко же мне!

Меси омлет, дура! Брат голодный. Вот сейчас его покормлю и наберу Ване, странно почему он молчит. И в принципе узнать нужно, какие планы по вчерашнему разговору. Он сам приедет к папе или как? Господи, что же будет?

Решила, как хорошая девочка не задавать вопросов, хотя меня впрямую касается, но блин, ведь только все наладилось. И сражение у Величанского знаковое, ну как не пойти навстречу, когда диктует условия. С другой стороны, да что со мной может случиться, кому я нужна! Преувеличивает, наверное. Тщательнее работаю венчиком, хочу очень пышный омлет. Мотаю по миске жидкость так, что сейчас выплеснется. Нет, все же царапает что-то неясное, не зря он так печется обо мне.

Нагретая сковорода разбрызгивает кипящее масло, слишком много влила. Вычерпывать не слишком охота, поэтому заливаю смесь прямо туда и накрываю крышкой. Мерное шкворчание сопровождает мои мысли. Внимательно наблюдаю через стекло, как поднимается омлет. Забыла, надо еще тарелку подогреть, чтобы не опадал при подаче. Выкладываю готовое блюдо и густо посыпаю зеленью. Рэмчик готов с порезанной петрушкой все что угодно заглатывать.

— Рэ-э-эмка-а-а! — зычно зову его.

— Не надорвала связки, труба иерихонская?

Вздрагиваю и достаточно резко поворачиваюсь прямо с тарелкой в руках. Сидит зараза за столом, угорает.

— Одеться не судьба? — с неодобрением киваю на его голые плечи. — Рэм, что за манера в одних портках за стол садиться. Тебе мама сколько раз говорила?

— Не нуди, — набивает полный рот. Как удав огромными кусками заглатывает. — Нет же их, а ты потерпишь.

— Ты что даже не вытерся? Ну-ка дай башку свою, — трогаю волосы. — Ну точно, мокрые.

Ромка отмахивается и продолжает есть. Зараза! Иду в ванную, хватаю первое попавшееся под руку полотенце и попутно выдергиваю футболку из шкафа. Подбираюсь сзади и яростно тру голову брата. Нельзя садиться за стол голяком, нельзя садиться за стол мокрым! Совсем там уже за границей от свободы ошизел, но тут ему не там. Для вида по сопротивлявшись, он покорно дает промокнуть волосы.

— Ну все, экзекуторша? Ну какая ты зануда, Золотце!

— Не все! Руки поднимай, — натягиваю на него майку и удивляюсь выступившим буграм на плечах. Здоровый стал невозможно просто. И шея мощная сделалась на удивление. — Вот так, теперь ешь. Чай? А-а, тебе сок, забыла все же. Секунду! — и все же решаю спросить. — Рэмчик, я тебя пять месяцев не видела, а чего такой здоровый стал?

— В смысле? — в удивлении поднимает бровь.

— Качаешься?

— Ну да, а что?

— Жрешь препараты какие для мускулов этих дурацких? — выпаливаю главное опасение. Я очень боюсь за его здоровье, просто умираю от страха. Вдруг он поддался и принимает что-либо. Задушу тогда. Ударю сковородкой по башке, он свалится и потом задушу. — Говори быстро.

— Золотце, ты часом головой не приложилась нигде, пока меня не было, а? — невозмутимо подчищает тарелку.

Доев, он отставляет ее в сторону и помещает локти на стол. Подперев кулачищами подбородок, пялится на меня весьма подозрительно и цепко. О-о-х, если папку я могу обмануть или мне так хочется думать, то с Рэмчиком без вариантов. У нас разница два неполных года, но иногда мне кажется, что брат все же старший и что-то напутано. Он спокойный, вдумчивый и невероятно проницательный. Да, еще момент, я в школу с восьми лет пошла, а Рэмчик с шести. Ну гений же, что с него взять.

— Не приложилась, — бормочу и убираю тарелку со стола.

— Сядь, — ловит он мою руку и вынуждает приземлиться на соседний стул. — Сядь, систер, давай по говорим. Рассказывай.

— Что рассказывать, Ром?

— Вот! — тычет в меня указательным пальцем. — Важность момента! Ты меня снова моим именем назвала, а значит что-то происходит странное. Колись, Золотце.

— Да с чего ты взял? — я начинаю серьезно возмущаться, потому что не понимаю, чего он хочет. — Тебя насторожил вопрос о препаратах? Так имею право спросить, потому что если ты…

— Тс-с-с, — насмешливо смотрит на меня, а я вдруг краснею. — Я не принимаю ничего. Успокоилась? Теперь твоя очередь. Что черт возьми с тобой происходит? Ну? Ты влюбилась?

— С чего вдруг ты так решил? — заливаюсь краснотой еще сильнее.

— Я математик. Забыла? А вообще суетишься много, раньше такого не было. Краснеешь по делу и без.

Ему точно семнадцать? Может сорок? Уникальный товарищ, просто без комментариев. Он не отстанет, пока своего не добьется. Так было, есть и будет. Это же Рэм! Руки вверх, пошла сдаваться. Все равно домотает меня, так лучше избежать всего этого трешака сразу. Да и лучше мне сказать самой, чем он узнает от кого-либо. Ну не сожрет же меня собственный брат.

— Рэм, влюбилась, — тяжело вздыхаю. — То, что скажу тебе не понравится.

— Валяй. Переживу. Погоди, — спохватывается вдруг. — В мужика хоть? Не пугай меня, Золотце.

Зажмуриваюсь на секунду и набрав воздуха в грудь, внезапно задерживаю дыхание. Глаза от натуги на лоб вылазят уже, а я все никак не признаюсь. Ладно, чего уж смерть оттягивать. Стелите гроб, я спать пришла.

— В мужика, Ромаша, и этот мужик это…это…

— Это? — издевательски тянет брат.

— Молот.

— Хуёлот!

— Молот, Ромочка.

— Шутишь? Ты, блядь, шутишь? — наливается он злобой. — Эта сука тебя в клинику уложила. Ты из-за него чуть кукухой не двинулась. Я там с ума сходил, что приехать не мог. Я поседел нахрен! Ты забыла, что с отцом было тут? Он, блядь плакал из-за тебя, я думал, что он умрет от горя. А ты опять с этим уродом связалась? — сгибаюсь под его криком. — Правильно, что его отец тогда отмудохал. Мало ему! Сука татуированная!

Да я все