Генка оглянулся на Инночку. Та ни разу не пошевелилась с тех пор, как он ее уложил. Он порылся с ящиках стола, нашел градусник. Когда подошел, чтобы измерить температуру, она открыла глаза.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Как будто меня трамвай переехал… — попыталась улыбнуться она.

Через несколько минут Генка попытался понять, что показывает градусник. Блестящий столбик ртути был везде. Наконец Инночка посмотрела сама и сказала, что либо градусник сломан, либо у нее сорок и три десятых. Она стряхнула его, сунула под мышку снова: через две минуты упрямый прибор продемонстрировал те же невозможные цифры. Она не могла так резко заболеть, еще днем она чувствовала себя совершенно нормально, это просто невозможно — свалиться с такой бешеной температурой после часовой прогулки под дождем. Здесь должно быть что-то еще, но думать было очень трудно, хотелось лежать, не двигаясь, хотелось согреться наконец… И почему правая рука такая тяжелая и горит огнем?..

Генка предложил вызвать «скорую». Она отказалась, попросила аспирина и воды. Ничего страшного, надо просто подождать. Генка никогда раньше не сталкивался с тем, что называют «спутанным сознанием», не знал, что такую высокую температуру терпеть ни в коем случае нельзя, ее надо сбивать любой ценой. Он просто сидел рядом и через каждые пять минут трогал лоб Инночки. Лоб был очень горячий. Через какое-то время он решил еще раз померить температуру и понял, что Инночка не спит, как он думал. Она без сознания. Теперь он испугался, испугался как никогда в жизни. Он решил протереть ей лицо мокрым полотенцем, она что-то пробормотала, оттолкнула его и открыла глаза.

— Ген, дай мне градусник еще раз и позвони… — Она с явным трудом продиктовала имена и два телефонных номера.

— Что это за люди, что я им скажу? Надо врача вызывать, а не подружкам названивать!

— Та, которая Тамара, и есть врач.

— А вторая? — спросил он.

— А вторая — ведьма. Сделай, как я говорю. Пожалуйста.

Объяснять в первом часу ночи по телефону незнакомым женщинам, что вот сейчас у него дома, кажется, умирает Инна Лучинина, оказалось довольно сложно. Та, которая врач, вообще пообещала оторвать ему голову за такие идиотские шутки. Какие уж тут шутки, Генка готов был расплакаться, у нее температура сорок один уже, она отключается через раз… Вторая женщина, на его счастье, оказалась то ли понятливей, то ли доверчивей. Ведьма, — вспомнил он.

Появились они одновременно — наверное, столкнулись в подъезде — и очень быстро. Рыжая, чем-то похожая на Инночку, бесцеремонно оттолкнула Генку и бросилась к дивану. Другая зачем-то сначала рассматривала его, а потом попросила разрешения войти. Генка ошалело кивнул.

— Что Инка здесь вообще делает? И в такое время? — начала допрос рыжая, по-видимому, Тамара, докторша. — Ты кто такой?

— Тома, давай это попозже выясним, — сказала другая, с непривычным именем Фрида. — Что там с Инночкой?

— А черт ее знает, температура очень высокая. Давно? — спросила она у Генки.

— Часа полтора, может, больше. Мы гуляли в парке, она замерзла, и мы пошли домой…

— Как вас зовут, молодой человек?

— Гена. Геннадий Воронцов.

— Понятно… — протянула докторша. — Вот что, Геннадий Воронцов, возле входной двери я оставила сумку. Принесите ее мне.

В считаные секунды Томка развернула на краешке дивана полевой госпиталь: фонендоскоп, одноразовые шприцы, упаковки с ампулами. Генку она отправила на кухню, заявив, что не знает, до какой степени они с Инночкой близки, чтобы проводить осмотр при нем. Обе они, и Томка, и Фрида, сразу обратили внимание на неестественный вид ее правой руки — та была отекшая и очень красная, от ногтей до самого плеча. Тамара послушала больную. Хрипов не было, а ртуть в градуснике опасно близко подползала к отметке сорок два.

— Что это может быть?.. Думай, Бортникова, думай! — Томка ожесточенно грызла кончик своей наспех заплетенной косички.

— А чего тут думать-то? — удивилась Фрида. — Рожа это, рожистое воспаление. Если внимательно поискать, и ранка найдется. Наверное, порезалась, а обрабатывать не стала. Нервничала много в последнее время, или авитаминоз. Поэтому такая реакция.

— Положим, температуру мы собьем, анальгин с димедролом в ампулах я взяла. Дальше-то что? Антибиотики в лошадиных дозах? Широкого спектра действия…

— Том, не надо без нужды организм травить, есть проверенные народные средства. Гена, иди сюда. Красную тряпку чистую в доме найдешь? Желательно — шерстяную. И мел.

Генка начал вышвыривать из шкафа все подряд. Почти сразу у него в руках оказался ярко красный детский свитер. Неизвестно, сколько лет он здесь валялся. Хорошо, что Генка его на мытье полов не пустил.

— Подойдет? — спросил он у Фриды.

— Да, только рукав надо отрезать. Не жалко?

Томка смотрела на этих шаманов, как на полоумных. Мел нашелся на кухне. Фрида велела истолочь мел как можно тоньше, чтобы кусочков совсем не было, только порошок. Неровно отрезанный рукав детского свитерка вывернули на изнанку и обильно изваляли в мелу. Потом вывернули снова, испачканной стороной вовнутрь, и натянули на руку Инночке.

— Фрид, ты меня, конечно, извини, я и раньше знала, что ты не от мира сего… Но не думала, что это заразно. Вот объясни мне, пожалуйста, как мел воздействует на отек и красноту? Что за компресс безумный? И почему тряпка красная, а не зеленая?

— Ты уколи пока от температуры что собиралась, а потом я тебе все объясню, хорошо?

Инночкины подружки ушли через час, когда температура у нее упала до тридцати восьми. Все это время они тихо и ожесточенно ругались — их взгляды на методы лечения рожистых воспалений так и остались диаметрально противоположными. Обе завещали Генке утром обязательно позвонить и доложить обстановку. Фрида заверила: все будет нормально, они вовремя спохватились, Инночка выздоровеет через три-четыре дня.

Болеть Инночке понравилось. Наверное, первый раз в жизни. Генка носился с ней, как курица с яйцом, поправлял подушки сорок раз на дню, кормил с ложечки, даже пытался читать вслух. С Тамарой они договорились: она поставит в известность Капитолину Ивановну и Сашку, что Инночка у него, у Генки, что она приболела и добраться до дома пока не может. Как Томке удалось уговорить тетю Капу не броситься ухаживать за дочерью — осталось загадкой. Рука ныла, но совсем не так сильно, как тогда, ночью. Собственно говоря, Инночка даже рада была, что заболела — Генка оттаивал просто на глазах. Ей показалось забавным и очень трогательным то, что он даже не спросил, заразна ли эта самая рожа. Когда девчонки разошлись по домам, доругиваясь по поводу методов, Генка, ни на секунду не задумываясь, улегся на диван и обнял ее. Утром, неловко пряча смущение и отворачиваясь, он объяснил свой поступок тем, что она могла скинуть с себя одеяло во сне. Он точно знает, что когда падает температура, больному становится жарко, а раскрываться никак нельзя.