— У вас тут чаем поят? Давай чаю попьем, поговорим спокойно. Тебе в голову не приходила простая мысль, что Генке твоему не только лицо задело? Как я понимаю, он к тебе сексуального интереса не проявляет? Ну, так надо выяснить, по какой причине. Может, это чисто физически невозможно? А может, у него комплексы? Ты ж у нас раскрасавица, а у него шрам на лице.

— Да плевать я хотела на все его шрамы вместе взятые, если они не болят, конечно!

— Но он-то об этом не знает. Тамарка говорила, что он тебе кучу писем из армии написал. Швырни ему эти письма, и поставь вопрос ребром: да — да, нет — нет. И пусть получается, что ты сама навязываешься, какая разница, если ты без него жить не можешь? Ладно, мне самой с тобой поговорить надо, точнее, покаяться. И с чего начать-то, не знаю. Давай сразу с места в карьер: у меня роман с твоим Голубевым. Вот. Честно говоря, не знаю, как так получилось. Сразу после твоего дня рождения ранним утром он повез меня в город из Кутафино. Почему-то факт, что я правнучка Хмелевицкого, его очень заинтересовал. Мы пообщались, потом встретились несколько раз, а потом я плюнула на все и погадала, на себя и на него. Одна, конечно, незачем мужикам такие вещи знать. Потом посидела, подумала и вспомнила кое-что. Ты тоже должна это помнить. В общем, руби мне голову, Лучинина, но у нас все серьезно, и вероятнее всего, дело идет к бракосочетанию.

Если Фрида и лукавила, то самую малость: например, насчет того, когда именно вспомнила про весенние посиделки с Инночкой и собственные прогнозы на будущее.

— Слава тебе, господи!

Инночка, хоть и была несколько шокирована, от души порадовалась за подругу. Ситуация с Виткой мучила ее, получалось, что она полгода морочила мужику голову, а потом заняла у него крупную сумму денег, чтобы фактически уйти к другому. Это было как-то неправильно, несправедливо по отношению к Витке. Еще бриллиант этот дурацкий… Теперь все было правильно, вовсе она, Инночка, Витку не бросала, а совсем наоборот — в процессе разрыва познакомила с будущей женой, можно сказать, судьбу помогла встретить.

— Катька замуж выходит, у тебя все хорошо… Только я, как дура, живу у мужика, который мной и не интересуется вовсе.

— Ты напрасно так думаешь. Вспомни то гадание: и половина лица у него как занавешена чем-то… Все получится, только надо подумать, как это сделать. А еще мы с Голубевым, наверное, отсюда уедем. Он про Питер говорит, а меня чего-то в Париж тянет…

— Ах, — вспомнила Инночка старую шутку. — Я опять хочу в Париж! А вы там были? Нет, но я уже хотела!.. Слушай, Фрид, а ты Витке про нас с Генкой рассказала? А то я у него штуку баксов заняла, и на работе меня неделю нет. Томка сказала, что больничный выпишет, но все равно… Ты расскажи, а? Деньги я ему, конечно, верну, возьму отпуск, а работать буду. А отпускные в счет долга отдам.

— Да не забивай ты себе голову ерундой всякой, Голубеву тысяча долларов — плюнуть и растереть… Он, между прочим, тоже себя скотиной чувствует. В смысле, что вся его неземная любовь к тебе оказалась до первой юбки. Такой у вас с ним общий парадокс.

— Насчет «первой юбки» ты все-таки погорячилась… Я, Фрид, существо хоть и вполне симпатичное, но, по большому счету, вполне заурядное, в отличие от тебя. Знаешь, чего еще спросить хочу? Что Томка маме наплела?

— Мы с Бортниковой в легкой ссоре. Ей, видите ли, твой Генка активно не понравился. И разговаривает невежливо, и красавцем его не назовешь, и в финансовом плане не вариант. А больше всего ей не нравится, что он из горячей точки вернулся. Она — как врач — считает, что у всех, кому приходилось воевать, стрелять в людей, самим быть под прицелом нарушена психика. И что ты здесь, у него, неделю живешь — так это он тебя насильно удерживает. Типа киднепинг. И что он, как и все такие же, через месяц запьет. И вообще погубит твою невинную душу. И что ты кукушка, а не мать, домой носа не кажешь.

— Вот в этом она права. Я, правда, только второй день без температуры… Сегодня же вечером и схожу.

Генку в военкомате ожидал приятный сюрприз. Оказалось, что все время службы в армии на его банковский счет, который неизвестно откуда взялся, перечислялись деньги. Поскольку про счет он не знал и ничего оттуда не брал, сумма накопилась приличная. По крайней мере, он теперь мог жить не на счет Инночки. Ему выдали кучу справок, две из которых были действительно важными: одна позволяла устроиться на работу, не дожидаясь оформления документов по всем правилам, а вторая позволяла снять в банке эти самые деньги. Закончить финансовые дела удалось только к пяти вечера. Он еще успевал в магазин, на «собеседование».

Собеседовать оказалось не так просто, как он думал. Директорша отчаянно нуждалась в двух грузчиках, но этот высоченный, мрачный парень ей сразу сильно не понравился. Шрам этот, служил там, где стреляют, мало ли, что у него на уме. А у нее, между прочим, материальные ценности, в подсобке одной водки стоит немерено. И еще образование высшее незаконченное, на кой черт ему такая работа, шел бы дальше свое высшее образование получал. И предыдущая запись в трудовой книжке: оператор ПК. Какой из него грузчик? Пальцев вон на руке нет… Парень, видя ее настроение, уже вставал, чтобы уйти, но тут она вспомнила своих несчастных девчонок-продавцов и решилась:

— С испытательным сроком. Если хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь, хоть один раз за тобой заметит — пьянку, там, воровство, не дай бог, — выгоню, как собаку, уволю по статье. Так и знай.

Парень посмотрел на свою потенциальную начальницу исподлобья:

— Когда на работу выходить?

— Завтра в десять. И не вздумай опаздывать!

На улице Генка понял: армия все-таки изменила его характер. Сильно. Год назад он бы выслушал до конца эту могучую тетю только при одном условии — если был бы намертво связан и прикован к стулу. А полгода назад, например, он бы слушал ее с наслаждением, предвкушая, как изменится ее лицо в конце монолога, когда он выльет ей на голову целый графин воды. Вот он, графин, на столике, прямо напрашивается. Но теперь ему нужна была работа, и он просто промолчал. Цирк. Министра нанимают. Причем финансов, не иначе. У них, наверное, еще и служба безопасности своя есть, теперь это модно. Реально — цирк! Надо быстрее успокаиваться, до дома пятьдесят метров осталось. Дома Инночка, зачем ей его дурное настроение? Кстати, деньги теперь есть, неплохо бы праздник устроить, побаловать ее чем-нибудь. Только чем? Он ничего не надумал, и решил, что внесет предложение, а уж решат они как-нибудь коллегиально. Решать ничего не пришлось — Инночка только и ждала его, чтобы сообщить, что уходит. Она говорила что-то еще, но он не слушал. Уходит. Вот и все. Недолго музыка играла…

— Ген, ты меня слышишь, нет? Спать не ложись, пожалуйста, я через час, максимум полтора.

— А? — растерянно спросил он.

— До своих добегу, объясню им все, они же не знают ничего, я сумку прошлый раз собирала — никого дома не было, Сашка в поликлинику пошел, а мама в свой институт усовершенствования учителей, лекцию читать, она туда ходит раз в неделю, подрабатывает…