— Нет никакого противоядия. По крайней мере здесь — нет.

— Как вы себя вообще сейчас чувствуете? — спросил Батон, но повара не успели ответить.

— Да чего вы их-то спрашиваете теперь? Глупая, инфантильная дура! — вдруг, срываясь на фальцет, закричал Ворошилов и вскочил, тыча в испуганно съежившуюся Леру пальцем. — Ты нас всех погубила! Да я тебя бы на том тросе, что угробила, и повесил бы…

Договорить он не успел: Батон опрокинул спелеолога точным хуком в челюсть и, усевшись на него, стал угощать ударами по лицу.

— Заткни свою пасть, сука!

— Прекратите! — завизжала Лера. — Что вы делаете?! Дядя Миша, остановитесь! Чего вы все стоите, сделайте же что-нибудь!

Но охотник, у которого от ярости все перемешалось перед глазами, в одночасье потерял контроль над собой. Зверь, дожидавшийся своего часа в клетке, вырвался, наконец, на свободу. Потребовалась недюжинная сила Мичигана, который, навалившись сзади, боксерским приемом взял Батона в «клещи» и с помощью Рэнди оттащил вырывавшегося мужика от корчащегося на полу Ворошилова, лицо которого к тому моменту превратилось в сплошное кровавое месиво.

— С-сука, — злобно шипя, протянул спелеолог, размазывая сукровицу по щеке и сплевывая на пол выбитый зуб, за которым потянулась кровавая нитка слюны. — Я тебе еще припомню, слышишь…

— Мы с тобой еще не закончили, урод, — пробасил потиравший разбитые костяшки Батон.

— Остыньте оба, или на губу захотели?

— Ну пересажаешь ты всех, и кто останется? — усмехнувшись сквозь боль, просипел Ворошилов.

— Я не хочу умира-ать, — покачиваясь, скулил со своего места Паштет, прижимая скомканные записи к заплаканному лицу.

— Ну-ка, успокоились все, вашу мать! Никто умирать вас не оставит, слово офицера! — рявкнул Тарас. — Слушай мою команду. С этого момента каждый питается только едой, которую добудет сам. Каждый готовит сам для себя. Паштета и Треску в изолятор. Лишних контактов друг с другом по возможности избегать, только в перчатках. Может быть, даже поносим респираторы. Лера… Степанова отстранена от камбуза и пока под строгим присмотром, — поймав бушующий взгляд еще не остывшего Батона, красноречиво добавил он. — Корейцам ни слова, пока не доберемся до места. Мы начинаем поход за вакциной, чтобы заразу по миру не разнести. Может, он окажется последним.

— Но нам придется им рассказать, — сказал Савельев. — «Грозный» намертво прикован к танкеру, просто так нам от них не уйти.

— Дождемся полной починки и отплытия, а там решим, что делать, пока… Пока кому-нибудь не станет хуже, — вынес окончательное решение Тарас. — К тому же мы еще не знаем, успела зараза расползтись или нет.

— Я никогда не был в Чили, — отнимая у Паштета, которого трясло, словно в лихорадке, бумаги, сказал Савельев.

— Никто не был, — вздохнул Тарас. — Пару раз в автономке мимо проходили, на том и закончилось. Хорошо хоть координаты есть.

— Я знаю, кто был, — оправившись от испуга, взяла в себя в руки Лера.

— Священник, — перехватив ее взгляд, кивнул Тарас и посмотрел на перепуганных поваров. — Ладно, может, все так и замкнется на этих двоих. Ясно одно: нужно торопиться. И постарайтесь не впадать в панику, пока ничего плачевного не произошло.

Но было отчетливо видно по настороженным и недоверчивым взглядам, что собравшиеся в кают-компании теперь не доверяли друг другу, как прежде.

* * *

— Лерка, стой! — орал бегущий следом Батон.

Но мчащаяся по коридорам «Грозного» девушка никак не реагировала на крик. Из-за нее! Это все из-за нее. Инфантильное, максималистское желание доказать всем, что она уже не ребенок, что способна сама принимать решения, в результате обернулось новой трагедией. Зачем она туда вообще полезла, тупая самоуверенная дура!

В наивной уверенности все прекратить, навсегда истребить антарктическую чуму она подвергла смертельной опасности всю команду, и, быть может, была неизлечимо заражена сама. На бегу она посмотрела на свою перебинтованную руку, которую рассекла о трос, спасаясь от голодных собак на базе. Зрение путалось, слезы застилали глаза. Мама, папа, Азат, простите…

— Да стой же ты, глупая! — ревел где-то сзади гремевший сапогами Батон.

За эти дни путь в оружейку она выучила наизусть. Именно там находилось одно-единственное спасительное средство, способное прекратить все ее мучения. К черту собачьему таблетки! Лучше свинца нет пилюли. Ни кошмаров больше, ни мучений. Все. Главное, чтобы было не заперто…

На бегу навалившись на дверь, она влетела в оружейный склад, лихорадочно выискивая свои вещи. Вот! Едва Лера успела трясущимися руками засунуть магазин в «Макаров», как сзади грузно накинулся Батон, опрокидывая девушку на пол. Заряженный и снятый с предохранителя пистолет волчком отлетел куда-то в сумрак, под одну из стоек.

— Ты что удумала, дура!

— Пусти меня!

— А ну перестань… — пытаясь привести Леру в чувство, Батон отвесил подопечной пощечину.

— Это я… Я во всем виновата, — срываясь на отчаянный крик, брыкалась в тисках охотника рыдающая девушка. — Это из-за меня-я!

— Перестань сейчас же…

— Дай мне его, — захлебываясь криком, орала Лера, пытаясь на локтях доползти до пистолета, но Батон крепко держал ее за ноги. — Умоляю, ДАЙ МНЕ ЕГО-О! Отпусти!

Нащупав заветную рукоять, она крепче перехватила оружие, но Батон оказался быстрее, и грохнувший в замкнутом пространстве выстрел с рикошетом ушел в переборку. Пришлось снова ударить девушку, выбивая из раненой руки пистолет. На бинте проступило пятнышко крови.

— ОТДАЙ!

— Это не твоя вина! — схватив Леру за волосы, Батон развернул ее обезумевшее лицо к себе. Ноздри щекотал кислый привкус пороха. С силой выталкивая из себя слова, он проорал, встряхивая ее за плечи: — ЭТО. НЕ. ТВОЯ. ВИНА!

— А чья?! — размазывая по щеке слюну, осипшим от рыданий голосом крикнула Лера. — ЧЬЯ ТОГДА?! Я не хочу так жить! Не хочу, СЛЫШИШЬ МЕНЯ!

— И что, пуля поможет? ПОМОЖЕТ, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ?! — в горячке орал Батон. — Раз — и все? Легко и просто?

— Пусти! — слабея, взмолилась девушка.

— Что это изменит? Ну что?! Грохнешь себя, а все так и останется, слышишь? ВСЕ ТАК И ОСТАНЕТСЯ! С остальными во льду хочешь лечь? С папой и мамой…

— Заткнись! — окончательно обессилев, она обмякла в его руках, сотрясаясь от рвущихся наружу рыданий. — Заткнись, умоляю…

— Все, все. Успокойся. Держись, лисенок. Держись.

Было слышно, как на выстрел уже спешат остальные. А они так и сидели на полу оружейки. Старый солдат, гладивший Леру по голове, и жалобно скулившая на его груди девушка, сжимавшая кулачками пропахшую мужским потом водолазку, пока не потеряла сознание, провалившись в липкую темноту.