отметил, было довольно много старинных вещей – от мебели до мелочей: статуэток, посуды, книг. Но все это принадлежало ей, а до этого второму мужу покойной бабушки Аглаи Владимиру Андреевичу Соколову. О чем дала показания сама хозяйка квартиры. Опрос Аглаи не состоялся, Федор просто пожалел растерявшуюся молодую женщину, оставив ей повестку с вызовом к нему в кабинет на следующий день. Она не явилась, но Дмитрий наутро сознался, что ночевал у нее. Федор и тогда пытался понять – зачем друг вообще пошел к незнакомой женщине поздно вечером? На что рассчитывал? Но Марков сумел убедить его, что хотел лишь уговорить ее уехать, так как был уверен, что Голод станет ей угрожать. Очень хлипкое пояснение, но ничего более конкретного Федор от Димки не добился. Марков сообщил, что отправил поездом Аглаю Краузе к себе в поселок, предложив работу (уход за больным отцом) и кров. Фразу о том, что эта женщина ему дорога, Федор тогда всерьез не воспринял – Марков еще с юности не пропускал ни одной юбки.

После суда Дмитрий Марков получил документы на новое имя и отбыл по программе защиты свидетелей в Омск.

До две тысячи первого года все шло по плану, Димка обжился в Омске, в Самару и на малую родину не рвался. Не поехать на похороны отца он, конечно же, не мог. Но даже не остался в поселке на ночь, видимо решив, что не стоит возвращаться в прошлое. Уже лежа на больничной койке, Федор узнал, что Димка вновь купил билеты в Самару и на юг. А позже стало известно, что в Омск он не вернулся. «Я тогда так ошалел от известия, что кто-то открыл счет на мое имя и внес эту баснословную сумму для оплаты операций и лечения, что напрочь забыл о пропаже Димки. Эгоистично отмахнулся, мол, сейчас нет ничего важнее, чем мое здоровье… Нет, я пытался выяснить имя благодетеля, но тогда мне сказали, что тот пожелал остаться неизвестным. Но то, что это был Марков, мне даже в голову не пришло – откуда у Димки такие деньги? В Омске он работал на заводе инженером, жил в квартире ведомства тихо и скромно. И вдруг оплатил мое лечение, потом зачем-то поехал в поселок. К Аглае? Возможно, если не врал, что она ему дорога. Встретиться с ней ему не удалось, его выгнал Лев Лапин. Что он мог сделать? Только оставить Аглае записку в почтовом ящике, она утверждала, что Дмитрий предупредил ее, что даст знать о себе таким образом. Вероятно, в записке указал место встречи. Но ее перехватил Лапин, пришел вместо жены, убил Димку, труп закопал. А Аглая ни сном ни духом. Логично все вроде бы… Тогда только Димка мог спрятать что-то ценное в нашем детском тайнике. И тому был свидетель… кто? Почему именно сейчас кому-то понадобилась эта вещь? Или ценности? Черт, как не вовремя я здесь разлегся!» – размышлял Федор. Он устал, мысли начали путаться, кроме того, усилилась головная боль. Он закрыл глаза и так лежал, постепенно погружаясь в сон.

Глава 23

Аглая решила, что не навестить Мутерпереля в больнице с ее стороны будет некрасиво. Но одной идти к нему не хотелось, и она приняла единственно верное решение – напроситься в спутницы к Глебу. Тем более, что ему звонил следователь Канин, передавший просьбу больного, чтобы Глеб пришел к нему в приемные часы. Жизни соседа ничто не угрожает, как доложил все тот же капитан, выглядит Федор Николаевич бодрячком, и с памятью у него все в порядке. Но убедиться в этом самой не помешает.

Аглая мыслями переключилась на дочь. Берта к месту происшествия пришла уже после следователя, выглядела как-то странно, нервничала, что ли. И еще Аглая заметила, как переглядываются они с Антоном, украдкой, стараясь, чтобы никто не заметил. Зря старались, даже Глеб шепнул ей на ухо, что между детьми что-то происходит. «Детьми»! Капитану на вид лет тридцать, да и Берта не девочка, пусть даже с печальным, но опытом, полученным в недалеком прошлом. «И пусть она его, этот чертов опыт по имени Олежек, уже побыстрее забудет. Антон ей в помощь!» – пожелала мысленно Аглая, осторожно, чтобы не сглазить, радуясь за дочь.

Аглая вернулась на кухню, где готовил обед Глеб. Она впервые находилась в этом доме, да оно и понятно, раз с хозяином они толком знакомы до вчерашнего вечера не были. Да никак они не были знакомы, даже интереса не возникало у обоих – что это там за отец Ксении Голод, да какая она, мать Берты Лапиной. Оба не верили сплетням, оба были увлечены своими делами: Глеб – управлением ресторанами, она – созданием кукол. Некогда было собирать байки о соседях, болтаться по поселку и обсуждать его жителей. Некогда и незачем. Аглае вообще все такое было противно, поэтому и подруг не нажила. А Глеб признался, что эгоист по натуре, чужие судьбы его не интересуют, со своей бы разобраться. И ей бы… разобраться. Или уже? Со вчерашнего вечера, кажется, все стало ясно – вот она, вот Глеб, они по одному – никто, а вместе – семья. Правда, это Глеб очень хотел семью, сам признался, а Аглая? Готова, как говорят, остаток жизни провести вместе с ним? Ведь такой он надежный, добрый. И влюбился в нее вроде бы. Аглая показалось, что и у нее… чувства! Только сейчас она думает, что ответила на порыв Глеба просто на эмоциях этого странного дня. И как надолго им хватит этой влюбленности? На всю оставшуюся? «Вот уж вряд ли… ох, не нужно было вот так сразу – и в постель. Проходила уже с Марковым. Только сейчас я уже не та испуганная девчонка, которая была с ним. А его любила? Думаю, нет. Вот так же уцепилась за него от страха остаться одной со своей бедой, посчитала за спасителя, а потом пообещала ждать и ждала. Глупо, факт… Сейчас понятно, что просто пряталась от новых привязанностей за стеной этой мнимой верности человеку, которого, как оказалась, совсем не знала. Даже лицо вспоминается с трудом… Вот и сейчас навалилось все разом. Так что и этот мужчина может оказаться ошибкой…» – думала Аглая, наблюдая за Глебом.

– Присаживайся за стол, дорогая, сейчас подам обед! – торжественно произнес Глеб.

В этом простеньком цветастом ситцевом фартуке с кружевной оборкой он смотрелся по-домашнему мило, она даже устыдилась на миг своих мыслей и улыбнулась Глебу. Запах из