Интересно, подумала она, почему таким долговязым девицам, как она, всегда — безо всяких исключений — нравятся коротышки вроде брата Майло?

— Сорок восемь, — сказала Роз. — Джуди?

Джуди зарделась.

— Всего один, понятно кто. И больше не будет, — дрожащим голосом добавила она.

Пока Флэн, Сандра и Хелен изо всех делали вид, что это их не касается, Зилла обвела их взглядом и поймала себя на том, что чувствует себя такой же безнадежно наивной, как Эдвард — или даже Маркус. Маркус — наверное, к счастью, учитывая, какую тему для допроса избрала Роз, — крепко спал у Зиллы на коленях, вцепившись в мешок с новенькими игрушками. Зилла просто радовалась жизни, а остальные, оказывается, вели циничную атаку на местную добродетель. Что ж, логично. Но от этого у Зиллы возникло ощущение, что она тут совсем чужая. Готова спорить, Роз меня даже не спросит, подумала она.

И точно — Роз воскликнула:

— Итого сорок девять! Неплохо за два дня. Если будем держать этот темп, то достаточно развеселим магов, чтобы нарушить все вибрации до единой. Разнесем цитадель за неделю!

— Ой, не получится, — вырвалось у Зиллы.

Пять лиц повернулось к ней. У Роз — раздраженное, у остальных — удивленные, вопросительные, а может быть, даже чуть-чуть обрадованные.

Зилла попыталась объяснить:

— Она любит повеселиться… то есть цитадель. Неужели вы не чувствуете? Люди ее постоянно подавляют, а ей прямо не терпится найти, чему порадоваться!

Роз отвернулась:

— Зилла, будь любезна, не говори ерунды. Тебя ничему не учили, в отличие от нас. Все понимают, что место это серьезное и злое.

Чуть позже Зиллу, огорошенную этой отповедью, немного утешила Флэн — она перекатилась к ней и прошептала:

— Я тоже люблю повеселиться. Только училке не говори.

Тод внезапно обнаружил, что стал невероятно популярен. Ни с того ни с сего каждый призывник и практически каждый курсант стали считать себя его верными друзьями. Тоду стало интересно. Особенно его заинтересовала стремительность происходящего. А также разнообразие подходов. Курсанты-второкурсники, которых он совсем не знал, подходили к нему с сосредоточенным, слегка затравленным видом людей, которые все обдумали и теперь сильно сомневаются, стоило ли им вообще становиться магами, и либо заводили светскую беседу о Фриньене, либо предлагали помочь с работой. Курсанты-первокурсники угощали Тода выпивкой в буфетной — артское пассетовое пиво, как сообщил Тод Зилле, было гораздо хуже местной еды, — и пытались выведать у него, что любит Зилла. Так же поступали и почти все призывники, кроме Ракса. Поскольку Ракс был Раксом, он просто спросил, почем Тод продает часок наедине с Зиллой.

Всем, кроме Ракса, Тод говорил, что Зилла любит игрушки для Маркуса. Он это говорил, потому что не одобрял, что Зилла, похоже, бросилась в ракету, даже не подумав, что Маркусу не с чем будет играть. Это был один из нескольких недостатков, которые Тод нашел у Зиллы. Однако Раксу он мрачно шепнул:

— Не советую. Она хуже Владычиц Литы. Пять минут с ней — и у тебя мозги вскипят. У меня самого вот-вот вскипят, только наследным даром и спасаюсь!

При этом он с горечью думал, что не слишком преувеличивает. Магические таланты у Зиллы были особого рода, но, так или иначе, очень сильные, он это чувствовал. И радовался, что она взяла себе за правило так редко их применять. И еще: от таких, как Ракс, Зиллу защищал бы кто угодно. Но иногда Тод сам не понимал, почему не подпускает к ней всех остальных. Ни дать ни взять собака на сене. В тот первый день, когда Зилла так ему обрадовалась, Тод преисполнился надежд. Но назавтра он набрел на нее, когда она сидела на синем окне-амбразуре и смотрела в пустое синее небо Арта, и понял, что все его надежды и томления призрачны. Один взгляд на печальный профиль Зиллы — и Тод понял, что она окружена стеной и что там, внутри, с ней кто-то другой.

— Ты сбежала сюда от… от кого-то? — спросил он ее — пальцем в то самое пустое синее небо.

— Да, — ответила Зилла. И это короткое слово было до краев полно страшной тоски.

— Ну, тогда ты нашла самое подходящее место, — бодро ответил Тод, глядя, как его надежды утягивает водоворотом в воображаемый слив. — Тут у тебя есть мы с Фило и Джошем, будет кому отвлечь. — И совсем не обрадовался, когда она наградила его своей особенной благодарной дружеской улыбкой.

И все равно они с Фило и Джошем проводили с Зиллой каждую свободную минутку. Если Маркус вел себя спокойно, она сидела с ними на занятиях, несмотря на кислую мину брата Уилфрида, и сама удивлялась, сколько всего нового узнает, хотя ей почти всегда приходилось уходить с середины урока, чтобы увести Маркуса. С точки зрения Тода, это тоже был ее недостаток, который его бесил. Во всем, что касалось волшебных конструкций, она была откровенно невежественна. Такое ощущение, что она сознательно отказывалась учиться и даже, возможно, нарочно делала так, чтобы Маркус начинал шуметь и можно было уйти. Тод допускал, что отчасти ей не хватает уверенности в себе — похоже, кто-то когда-то с успехом высосал из нее всю уверенность, — однако при этом он подозревал, что отчасти дело, наоборот, в заносчивости. В глубине души Зилла была втайне от самой себя уверена, что учиться ей не требуется.

Джош тоже это подметил. В некотором смысле кентавры не менее заносчивы.

— Да ладно тебе. Признавайся, ты гордишься, что ничего не знаешь, — сказал ей Джош.

И Зилла виновато засмеялась, без слов подтвердив его правоту.

Тод прекрасно понимал, что ищет у Зиллы недостатки, чтобы случайно не влюбиться. Дело было не только во внешности. С Зиллой было легко и весело. Они бродили по цитадели под тремя солнцами, разговаривали обо всем на свете, и Тод обнаружил, что разливается перед ней соловьем — с тех пор, как он очутился здесь, он ни перед кем так не разливался.

— А что такое пассет на самом деле? — спросила Зилла.

Все трое разом застонали.

— Это злак, сударыня, — сказал ей Фило. — Я слышал, кентавры в основном им и питаются.

— Только когда больше совсем ничего нет! — возразил Джош.

— Растет где попало, просто жуть, особенно на севере Пентархии. — Тода снова потянуло распускать хвост. — Считается пищей бедноты. Пассетовый голод — значит голод самый настоящий. Поэтому правительство, чтобы не допустить голода, решило вознаграждать тех, кто растит пассет, — это было несколько веков назад, а отменить закон, естественно, все забыли. Так что пассета всегда гора до неба. В Треньене из него гонят самогон — сущая отрава. А я еще думал, куда девают остатки, — пока не попал в Арт. Теперь знаю. Отправляют сюда.

— Все погреба битком набиты. — Джош показал вниз.