—Я не кусаюсь, Вань,— Ленка рассмеялась, и жадно припала своими губами к моим.— Пока…

Мы были в ее квартире, ее спальне. У Ленки тут всегда пахло цветочными духами и шоколадом. Она была сладкоежкой, хоть и не толстела от таких излишеств. Ее стройной фигурке завидовали все старшеклассницы в моей школе.

Я обнял податливое горячее тело, повалил ее на спину и, по-прежнему смеющуюся, начал покрывать поцелуями. Тонкую шейку с нежной пахнущей тмином кожей, грудь с твердыми кончиками возбужденных сосков, упругий живот. И еще ниже, заставив застонать в сладкой истоме…

В глазах снова потемнело. И чертов звон в ушах! Пытаясь избавиться от него, потряс головой, как насквозь вымокший собакен, только что вылезший из пруда. А потом открыл глаза и снова увидел Лену. Теперь стала ясна и причина звона в ушах. Это был мой крик. А она уже не рыдала — выла на одной ноте на коленях перед дверью моей квартиры.

—Пошла вон!!!

—Ваня… Ванечка…

—Я сказал проваливай!

—Но… Вань… Куда же я…

Ее вещи уже на лестничной клетке. Хлопок двери. Вот и все. Пусть валит на все четыре стороны. Хоть к семейке своей, такой же ненормальной, хоть к шалашовкам, называемым подругами. Всему терпению есть предел, с меня довольно. Пьянки. Бесконечная ревность на пустом месте, убившая последние зачатки любви. Скорость, с которой с улетали кровно заработанные деньги. Мля, я ведь и в универ-то не поступил только чтобы ее содержать. Уже год, дурак, от армии бегаю… Бегал. Больше не стану.

Звон, темнота. Прочухался уже в строю, морщась от свежего перегара, бьющего в лицо из луженой глотки прапора.

—И меня не ипет, что тебе там непонятно!!! Понял…..ный?

—Так точно!

—Не слышу!

—Так точно!!!

—Вот. Так бы сразу,— довольный прапор оглядел торжествующим взглядом ровные ряды вытянувшихся солдат.— У кого еще есть вопросы, зачем надо вычерпывать воду из луж?

—У меня!— больше из принципа, чем упрямства, гаркнул я.

Старшина Ильченко, стоящий за спиной Зубра, как за глаза называли нашего прапора, выпучил на меня глаза и одними губами прошептал: «Убью!»

Но в тот день мне повезло. Успевший накатить с утреца животворящие пол-литра, Зубр пребывал в приподнятом расположении духа. А, прооравшись, так и вовсе начал уходить в нирвану. Для справки: м естная нирвана находилась в расположении прижимистого каптера Тимы Митрофанова. И составляла в основе своей по чекушке на брата, имевшихся всегда, вне зависимости от дня и ночи, погодных условий и общей ситуации в части.

—Ты это там не это, солдат!— напоследок глубокомысленно изрек Зубр, удаляясь гордой походкой слесаря в легком подпитии. На том и был таков. Я тихонько вздохнул. Ответа, на кой хрен нам вычерпывать лужи с плаца, когда целый день накрапывает дождь, мне так никто и не дал.

—Зацени духа,— услышал я шепот сержанта Ильичеко, что-то нашептывающего на ухо довольно ухмыляющегося усатого старшины.— На Зубра попер. Авось, выйдет толк… Так, бойцы, я не понял?! Чего уши греем?

—Никак нет!

—Что «никак нет»?— издеваясь, передразнил нас сержант Ильиченко.— Бегом за совками, мясо!

Очередной провал. Холодно, в голове гудит. Кажется, ничего ниже пояса вообще не чувствую. Какого черта происходит?

Два невидимых голоса. Глубоких, мужских. Один тяжко вздыхает, второй такой мрачный, что вот-вот сорвется в сплошной мат.

—Чего делать будем?

—А ты не видишь? Не успеем отвезти, резать надо, по колено. А то загнется, а мне отвечать.

—А ч е тому сделали? Который гранату кидал?

—Да пес его знает. Я, как Ивана привезли, уже забыл как на воздух выходил. Сепсис начался, еле вытащил. Твою медь… жалко парня, сил нет.

—Да. Из-за какого-то мудака калекой на всю жизнь.

«Что?!» — хотелось крикнуть, но я не смог. Голос не подчинялся. Потом снова тьма, переход…

Снова стены родной квартиры. Пожелтевшие обои. Выключенный из розетки телевизор. Я один. Совсем один. Картошка на плите подгорела, коптит противным дымком вонючего масла. Со своей клятой ногой не успел доковылять и вовремя погасить. Опять гавно жрать. Эх, жалко как, что мама не успела научить своему рецепту. Когда мне восемнадцать было, слегла с воспалением легких, а потом… Врачи ничего не смогли. А после случилась Лена, чтоб ее черти в аду жарили.

Хм. Странно, что ее вспомнил, уже лет десять как забылись чувства, отболела душа. Но осадок остался. Потому и с женщинами после армии ничего не вышло. Не из-за ноги даже. Требовательный стал, мнительный. А такие девкам молодым задаром не сдались. Им бы еще погулять, а тут я со своими заскоками. То не так, се не то.

Интересно, как она там? Лена то есть. Писала пару лет назад, на телефон-то я не отвечаю. Г оворила за ум взялась, работу нашла. Намекала, что еще можно все исправить. Я не ответил. Тогда было все равно, а теперь…

Скосил глаза вниз и с горечью поджал губы. Уже час сидел на стуле у окна на кухне, но закрытые пледом ноги — только пыль в глаза. Небольшая уступка собственной слабости хоть ненадолго представить, будто нет безобразного обрубка чуть ниже правого колена. С таким украшением т олковую работу найти не вышло. Впахивал через сеть на редакцию какого-то журнала за гроши, да пропивал жалкое пособие. Вот и все. Кому я нужен, одноногий и без образования? Да и с образованием вряд ли бы сгодился. Все друзья с армейки по домам разъехались. У них свои семьи, своя жизнь. Так, шлют письма иногда, и на том спасибо.

«Может и стоило тогда Ленке ответить. Все не так боязно подыхать было бы…»

Закрыл глаза и откинулся на спинку, пытаясь уснуть. Не вышло. Нежданно разобрал очередной приступ кашля, снова резануло болью в груди. Я уже знал диагноз, врачи сказали. Тот же, что и у матери. Но не стал ничего делать. Зачем? Все впустую. Вся жизнь…

Словно простой сон. А я еще там, на кухне, у мамы под бочком. А за окном мальчишки кричат — зовут. Пора уже в футбол играть, только меня ждут.

—Иду!— кричу им. А перед глазами плывет.— Иду…

«Все это просто Сон».

Резко прихожу в себя, поднимаю голову. Вокруг белый туман. Я стою на коленях, снова такой, каким привык видеть себя в чужом теле. Туника юнлинга. Пшеничного цвета волосы, голубые глаза и мордашка с легкими детскими припухлостями щек. Не Иван. Джове.

Проморгался и огляделся внимательнее. Я не один. Напротив стоит и глядит на меня сверху вниз моя точная копия. Волосы, глаза, туника. И улыбается с легкими нотками тоски.

«Я знаю тебя. Думал, ты умер. Джове… Иван…»