— И много этих точек и дат? — по-английски закричали из зала.

— Очень много. Просто невероятное количество. У меня получился целый справочник по странам и эпохам. Можно сказать, что каждое мгновение в нашем мире открывается переход в прошлое или в будущее. Как раз сегодня в пятнадцать часов двадцать шесть минут на окраине Валкеакоски будет открыт переход.

Амбарцумян развернулся и провел указкой по пятачку в центре карты.

— Мой помощник, оснащенный радиопередатчиком, отправился в Валкеакоску и сейчас находится в телефонной будке, размещающейся на широте и долготе перехода. Через две минуты он сможет рассказать нам обо всем, что с ним происходит. По моим расчетам, он должен попасть в тысяча восемьсот сорок третий год.

В зале, настраиваясь, затрещали радиоволны, и мужской голос из приемника по-английски произнес:

— Прием! Как слышно?

Амбарцумян надел лежащие на кафедре наушники и, волнуясь, проговорил во встроенный микрофон:

— Слышу вас хорошо. Прием! Рассказывайте, что происходит.

— Ничего не происходит, — прошелестело в наушниках Власа. — По-прежнему стою в будке. Мимо едут машины. Проходят люди. Рекламная вывеска «Coca-cola» как мигала, так и мигает.

— Надо подождать, — уверенно заявил ученый.

— Сколько ждать? Уже пятнадцать двадцать семь! — ехидно выкрикнули из зала.

— Возможна погрешность. Я мог ошибиться на десятую долю градуса в определении координат, и тогда место перехода изменится, сдвинувшись, к примеру, от телефонной будки на автобусную остановку.

В зале засвистели, и раздались выкрики:

— Все это ерунда!

— Шарлатан!

— Проходимец! Все жулики от физики используют эту тему!

— Русский мошенник! Рассчитывает грант под исследования получить!

Отдельные выкрики перешли в общий возмущенный гул, и распорядитель почти силком стащил пытающегося оправдаться Амбарцумяна с трибуны. Подхватив портфель, рассерженный ученый скрылся за кулисами.

Следом за ним и Влас покинул зал, направившись через безлюдное фойе к неприметной дверце, ведущей за сцену. Робкая надежда вернуться в прошлое и изменить судьбу Анастасии закралась в его сердце. Само собой, не стоит сбрасывать со счетов, что Ашот Амбарцумян может быть как безумцем, так и мошенником. Но вдруг его теория истинна? И неудача и в самом деле постигла эксперимент лишь только из-за какого-то неучтенного обстоятельства?

Дверь закулисья с силой распахнулась, и мимо Власа опрометью пронесся оскандалившийся физик.

— Господин Амбарцумян! — устремился за ним Влас. — Ашот Шавлович! Уделите мне пару минут!

— Подите к черту! — огрызнулся тот.

Но, добежав до лестничного пролета, остановился, внезапно осознав, что с ним говорят по-русски. Окинув подоспевшего Власа угрюмым взглядом, хмуро осведомился:

— Кто вы и что вам нужно?

— Я представляю советское издание… — начал было Воскобойников, но пристально вглядывавшийся в него физик перебил:

— Откуда-то мне знакомо ваше лицо. Не могу припомнить. Как ваше имя, молодой человек?

— Влас Воскобойников, корреспондент журнала «Знание — жизнь», — проговорил Влас, с некоторым трепетом наблюдая за реакцией собеседника. И торопливо пояснил, предвосхищая расспросы: — Я пошел по стопам отца, также писавшего статьи для научно-популярных журналов. Говорят, что мы с отцом невероятно похожи.

Физик сдернул с носа очки-бублики, протер стекла полой пиджака и, водрузив очки на место, вскинул голову, разглядывая собеседника.

— Действительно, очень похожи. Знаете что, Влас Власович? Пойдемте в ресторан. Что нам делать среди этих глупцов? Я знаю отличное местечко а-ля рюс. Не «Славянский базар», конечно, но кормят вполне прилично.

После духоты конференц-зала залитый светом ресторан а-ля рюс манил прохладой. Усевшись за столик, Амбарцумян заказал груздей под водку, от которой Влас безрезультатно пытался отказываться, и, наполнив рюмки, произнес:

— За вашего папу. Не знаю, рассказывал ли он вам о взрыве «машины времени» в Политехническом музее?

Влас выпил и, гоняя вилкой по тарелке груздь, подыграл собеседнику:

— Это его любимая история. Про взрыв, про «Институт Склифосовского» и про студента-физика, одержимого идеей путешествия во времени.

— Позвольте представиться. Этот студент — ваш покорный слуга, — горделиво приосанился Амбарцумян.

— Невероятное везение — встретиться со знакомым отца. — Влас улыбкой изобразил радость встречи. И прочувствованно добавил: — Если бы папа был жив, он бы за вас порадовался.

— Нет, серьезно, мне есть чем гордиться, — заволновался Ашот Шавлович. — Мои расчеты работают. Это просто недоразумение, что перед публикой ничего не вышло. Полагаю, дело в радиопередатчике, создавшем некоторые помехи. Я ведь уже бывал и в прошлом, и в будущем, — понизив голос, признался он. И тут же предложил: — Хотите, прямо сейчас куда-нибудь отправимся?

Перед недоверчиво притихшим Власом из портфеля физика возникла толстая тетрадь, мелко исписанная убористым почерком.

— Что ближе всего к нам, куда мы сможем успеть доехать? — под нос себе забормотал Амбарцумян. — Ну вот, пожалуй. Смотрим на карте.

Ученый вынул из забитого картами портфеля истрепанную карту и, едва не опрокинув графин с водкой, разложил на столе. Официант было устремился к ним, но Влас приятно улыбнулся и сделал останавливающий жест рукой, в которой хрустнула банкнота.

— Отлично, — увлеченно исследуя карту, бормотал физик. — На этой точке находится зоологический сад.

И, вскинув увеличенные стеклами очков глаза на Власа, поинтересовался:

— Вы как, не против того, чтобы отправиться в двадцать третий век?

— Было бы очень любопытно, — заерзал от нетерпения Влас. И тут же с опаской уточнил: — А обратно у нас получится вернуться?

Ученый важно кивнул:

— Расчеты показывают, что вы имеете такую возможность в течение семи минут.

Расплатившись по счету, сдружившиеся русские покинули ресторан и, взяв билет на автобус, сели в салон, отправившись на другой конец города, в зоологический сад. По дороге, крепко ухватившись за поручни и стараясь по инерции не падать вперед, когда автобус тормозит на светофорах, физик говорил:

— Вы даже себе не представляете, милый вы мой Воскобойников, как давно я не был на родине. Еще до войны уехал из России. Чудом избежал Гулага, ибо мои работы были признаны антинаучными и объявлены мракобесием. Мне повезло — меня пригласил один финский приятель, занимавшийся той же проблематикой, что и я. Сначала все шло хорошо. В лаборатории Ласло Торена мы вместе работали над расчетами, а потом этот сукин сын проникся совершенно противоположными идеями. Меня прогнали из института, я остался без средств, а сегодня вы имели счастье лицезреть, как мой приятель громче всех освистывал меня.