– Я вам больше скажу, – говорит Мервин Тарлесс. – Если там и есть чудо-ингредиент, так это деньги.

– Вот именно! – говорит дядя Тэд. – Вопрос в том, сколько тебе платят за то, что ты применяешь верную формулу.

Я встала и вышла. А если дверь при этом и захлопнулась с грохотом, так я тут ни при чем. У меня было ощущение, что меня просто предали. Механизмы. Велосипеды. Формула! Тьфу!!!

И вот стою я, и внутри меня бушует угрюмая такая гроза, и молнии пляшут в голове, и тут дверь у меня за спиной тихонько щелкает, и оттуда на цыпочках крадется Хлыщ и аккуратненько закрывает ее за собой. И вид у него, к моему удивлению, такой, будто он чувствует то же самое, что и я.

– Деньги! – говорю я ему. – Велосипеды!

– Да, понимаю, – отвечает он. – Какова цена воображения, не говоря уже о честности перед самим собой? Ради всего святого, не надо так поправлять очки на носу, когда вы на меня смотрите. От этого у меня возникает ощущение, что я должен защищать эту троицу, а я не хочу. Давайте выпьем кофе.

И вот, к еще большему моему удивлению, я сама не заметила, как села пить с ним кофе за стеклянный столик в углу какого-то коридора. По-моему, Хлыщ и сам сильно удивился. Глаза за стеклами в золотой оправе были растерянные. Я уточнила, читал ли он новостной листок, так, на всякий случай. На это глаза стали еще растеряннее, и он спросил:

– А что, здесь ко всему прочему еще и новостной листок выпускают? Стараются как могут, однако.

Тут я успокоилась: он поит меня кофе не из милости, а по доброй воле, а поскольку я еще вся кипела, то рассказала ему про волнистые окна дяди Тэда.

– И все, что он имеет сказать, – что они повышают ценность дома! – воскликнула я. – Ха! Фу!

– Вероятно, для него это единственный способ убедить себя, что о них стоит говорить, – заметил Хлыщ справедливости ради. – Наверное, они на него как-то воздействуют. Ведь он, даже говоря о деньгах, употребил слово «ценность». Вероятно, ему очень трудно говорить при всех о том, что его поражает, кажется непостижимым и чудесным. Вероятно, он боится, что его сочтут слабохарактерным.

– Мог бы попытаться, – возразила я. – И вы говорили, что не хотите его защищать.

– Это я помню, – сказал он. – Но вот еще что – я знаю, что в моей работе мне ничего не удается достичь, пока не настает момент, когда все в голове вдруг, внезапно складывается воедино, и получается такой восхитительный взрыв. Тогда все кажется чудесным и идеи так и бьют ключом. У вашего дяди и его коллег – у них-то наверняка случаются подобные моменты, иначе они не могли бы заниматься своим делом. Но это ужасно трудно описать. Вот они и выдумывают все подряд и говорят то, что люди хотят слышать.

– Достойная попытка, – говорю. – Только у них работа такая – все описывать. По-моему, это говорит о профессиональной непригодности. А кем вы работаете?

– Я? А, я… разрабатываю компьютерные игры.

– Какие? Где надо убивать пришельцев? Пыщ, пыщ? – спросила я. – Мне нравится убивать пришельцев.

– Я так и думал, – говорит он. – Но в моих играх надо делать много всего другого. Они довольно изощренные. Как ни удивительно, многие из них основаны на книгах, которые сейчас продаются здесь, в Торговом зале, как мне сообщили, а я их даже не читал.

– Так прочитайте! – возмутилась я.

Он возразил, что ему вполне хватает выдержек, которые присылают распространители, а я сказала, что так не годится. Когда мы допили кофе, я потащила его в Торговый зал. До этого у меня хватало духу только глотать слюни на пороге. Я понимала, что если хочу питаться чем-то помимо бесплатного завтрака, мне нельзя приближаться ко всем этим книгам. Но если их покупает кто-то другой, все нормально: меня перестает лихорадить, и я могу не покупать ничего себе. Ну, почти. Я заставила Хлыща закупить весь основной список (хотите верьте, хотите нет, а он не читал даже «Я, робот» и «Властелина Колец»!) и две-три лично мои любимые книги, в том числе новинки троих-четверых авторов, которые мне по-настоящему нравятся. Я делала это с прицелом потом взять у него почитать. Кроме того, мы посмотрели на украшения, драконов и комиксы (у них был старый «Песочный человек»[16], которого у меня нет, но цену задрали безбожную), а потом стойку с картинами. Цинка Фирон продавала очень красивые штуковины, но там была еще одна стойка с пришельцами – и вот они были просто бе-е-е!

– Напоминает мне свитера вашей тетушки, – заявил Хлыщ. – Она ведь ваша тетушка, да? Та, с заварным кремом на плече.

– Я думала, это яичница, – сказала я. – Да, это наша Жанин.

Тут я вспомнила, что было за завтраком, и попыталась выбить из Хлыща, почему он так смотрел на того двинутого хорвата, который считал, будто это дядя Тэд написал про короля Артура. Но я забыла, какой передо мной непрошибаемый тип.

Он сказал:

– Бедняга. Я вдруг увидел, что делает с людьми война.

Я понимала, что это неправда, но он схлопнулся и больше ничего не говорил. Странно. Почему-то я не могу отделаться от ощущения, что то, как он смотрел на того хорвата, тесно связано с тем, что Ник видел вчера вечером.

В общем, потом мы пошли в «Арт-галерею». К этому времени я думала, что если бы кто-нибудь вчера вечером сказал, что я буду стоять перед картинами и дружески болтать с Хлыщом, я бы уж объяснила ему, что врать нехорошо, и вдобавок навесила фонарь под глазом. По-моему, что-то здесь такое в воздухе, на этом конвенте. И вот стоим мы и обсуждаем очень пикантные картины Цинки Фирон, и тут в зал входит и мчится к нам голландец Кейс. И Хлыщ бросается к нему на полных оборотах, хватает под локоть и говорит:

– Вот вы где! Пойдемте пообедаем втроем, хотите?

«Втроем?!» – думаю я. Нет уж, с Кейсом – ни за что, не говоря уже о том, что у Хлыща есть деньги и он, наверное, думает, что я пойду в дорогущий здешний ресторан и сама за себя заплачу. И я удрала в противоположную сторону – со всех ног.

У лифтов я натолкнулась на Ника. Вид у него был как у кота, дорвавшегося до сливок.

– Им понравилась «Бристолия»! – сообщил он. – И новая игра про Вонтчестер! Я там придумал повороты, которые никому раньше в голову не приходили. Говорят, надо сделать из них настоящие компьютерные игры. Только я не знаю, к кому обратиться.

– А я знаю. Поговори с Хлыщом, – посоветовала я.

Ник только глаза вытаращил.

– Серьезно, – сказала я. – Он говорит, что занимается компьютерными играми. Наверняка все знает про распространителей и производителей.

– Обалдеть! – обрадовался мастер Ник. – Веди меня к нему!

[2]

Из отчета Руперта Венейблза

Как выяснилось, в заметках, которые я вел тогда, час, проведенный с Мари, упомянут лишь мимоходом. Похоже, я только и начирикал, что: «Купил гору книг», а потом: «Ну и проницательность у Мэллори, даже не по себе» – это точно не про ее дядюшку. На круглом столе он нес редкостную чушь. Я имел в виду тот неловкий момент, который возник у меня из-за Мари перед картинами Цинки. Цинка пишет изысканные, нежные картины, на которых изображает людей, страстно обнимающихся со всевозможными перепончатокрылыми созданиями. В основном это расы, которые все чаще встречаешь, когда удаляешься от империи в Да-сторону. Хотя рогатых людей, которых она пишет, сам я никогда не видел, с другими крылатыми существами на картинах мне доводилось встречаться, пусть и не в такой интимной обстановке.