о короновании Елизаветы Петровны, и третье, Елизаветино – о передаче короны ее дочери, которую должно величать Елизаветой II. Она утверждала, что направила сие писание графу, Орлову единственно для того, чтобы узнать, кто взял на себя труд послать ей упомянутые бумаги и могли ли они прийти из России…»

Свой отчет императрице великий канцлер Голицын закончил так: «Узница, уповая на милость императрицы, утверждает, что на самом деле она всегда питала любовь к России и препятствовала любым злонамерениям, могущим причинить вред государству российскому, что в конечном итоге послужило причиной ее размолвки с Радзивиллом…».

Уже тяжело больная Тараканова писала Екатерине Великой: «Исторгаясь из объятий смерти, молю у Ваших ног. Спрашивают, кто я? Но разве факт рождения может для кого-либо считаться преступлением? Днем и ночью в моей комнате мужчины. Мои страдания таковы, что вся природа во мне содрогается. Отказав в Вашем милосердии, Вы откажете не мне одной…»

Но императрица не сжалилась. Обычно смягчавшая приговоры Екатерина, на этот раз осталась непоколебима, и несчастная княжна осталась в крепости, в заточении. Между тем состояние здоровья Таракановой все ухудшалось. Голицын писал Екатерине: «Врач, что пользует ее, опасается, что долго она не протянет». Сочувствуя пленнице, князь приказал привести к ней священника, и не напрасно: в начале декабря 1775 года бедняжка испустила дух.

На следующий день во дворе Алексеевского равелина солдаты вырыли в мерзлой земле яму. Затем они же опустили туда завернутое в саван тело и забросали его землей. Никаких обрядов над усопшей не совершалось, лишь один из солдат вырыл где-то молодую березку и посадил ее в головах убогой могилы. И все – ни надгробия, ни креста, а лишь приказ: не болтать и лишний раз об умершей узнице не вспоминать!

Легенда часто приписывает Таракановой сына, якобы рожденного ею от Алексея Орлова. Называют даже его имя – Александр Алексеевич Чесменский. Такой человек действительно существовал, но он никак не мог быть сыном Елизаветы Владимирской, так как родился более чем за десять лет до ее знакомства с Орловым.

Другая «Тараканова»

Существовала еще одна таинственная женщина – старица Досифея, в миру Августа Матвеевна Тараканова. Некоторые историки предполагают, что именно она и была настоящей дочерью Елизаветы Петровны и Разумовского, рожденной около 1745 года. Предполагается, что еще девочкой Августу отправили за границу, возможно, в Италию, где она получила воспитание и где оставалась до своего сорокалетия. Жила она тихо, но не желая повторения истории с Алиной Эмете, Екатерина II все же разыскала ее, вернула в Россию и водворила на жительство в московский Ивановский монастырь. Там бедняжка была пострижена под именем старицы Досифеи и обречена на полное одиночество.

Императрица распорядилась, чтобы с таинственной узницей никто не виделся, никто не разговаривал, кроме игуменьи, духовника и особого причетника. Досифея имела отдельный стол, обильный и изысканный, ей отводились особые места для прогулок, даже церковное богослужение совершалось для нее одной. Так и жила она в полнейшем уединении, занимаясь чтением душеполезных книг и рукоделием. На содержание ее из казначейства и от «неизвестных лиц» регулярно отпускались значительные суммы, которые монахиня отдавала на украшение монастырских церквей, на раздачу бедным и нищим.

Лишь после смерти Екатерины II к Досифее стали пускать некоторых посетителей. Навещали ее митрополит Платон и некоторые знатные особы, но к тому времени Досифея уже свыклась с одиночеством, а в конце жизни и вовсе дала обет молчания.

Сохранился ее портрет с указанием, что изображенная «Принцесса Августа Тараканова, во иноцех Досифея…» Судя по этому изображению и по словам видевших Досифею, она была хороша собой и очень похожа на Елизавету Петровну.

После смерти Досифея была погребена в Новоспасском монастыре, в усыпальнице бояр Романовых. На похоронах ее, при большом стечении народа, присутствовали родственники Разумовских и многие вельможи.

Калиостро

В 1779 году Петербург посетил знаменитый авантюрист и фальшивый маг Алессандро Калиостро.

Первым пациентом Калиостро стал охрипший оперный тенор, которому итальянец волшебным образом вернул голос. Потом он изгнал дьявола из юродивого Василия Желугина, а также вылечил безнадежно больного сынишку князя Гагарина. Счастливый отец выложил перед целителем мешочек, набитый золотыми монетами, но потом пошли слухи, что «маг» попросту подменил младенца. Особенно негодовал личный врач императрицы Роджерсон. Калиостро предложил ему своеобразную дуэль: нужно было принять ядовитую пилюлю, изготовленную противником, а потом противоядие собственного приготовления. Роджерсон отказался.

Калиостро был представлен главе всех российских масонов, действительному тайному советнику Ивану Елагину, увлекавшемуся мистическими учениями, и поначалу ему даже понравился. Однако, в конце концов, Елагин жестоко разочаровался и выгнал Калиостро из своего дома, напоследок надавав мошеннику пощечин.

В другой раз Калиостро обещал фавориту Екатерины II князю Потемкину утроить количество принадлежавшего ему золота, но за это треть золота князь должен был отдать ему. Князь согласился не потому, что нуждался в богатстве, а исключительно ради забавы. Прошло две недели, и выяснилось, что золотых монет действительно стало в три раза больше. Но Потемкина это не убедило, он принял «чудо» за ловкий трюк.

Рациональная, трезвомыслящая Екатерина тоже не поддалась на уловки Калиостро. Она даже написала комедию «Обманщик», в главном герое которой угадывался итальянский маг, выведенный под именем Калифалкжерстона, до нитки обобравшего помещика Самблина. Кончалась пьеса хорошо. Обманщика разоблачали, а прозревший Самблин заключал: «Паче еще я буду рад, если пример мой кому служить может в осторожность, я же детям моим и внучатам непрестанно твердить хочу – остерегаться от обманщика!»

Униженный Калиостро был вынужден спешно бежать из России. По легенде, напоследок он все же выкинул еще один свой фирменный трюк: все отъезжавшие из Петербурга должны были отмечаться на заставах – контрольно-пропускных пунктах. Калиостро, покидая город, ухитрился отметиться на всех петербургских заставах!

Устав благочиния

Вообще надо признать, что шутники и авантюристы, подобные Калиостро, представлялись Екатерине вредными. Мало ли, чего от них ждать! Императрица предпочитала, чтобы жизнь в ее стране подчинялась строгим правилам.

Весной 1782 года был издан «Устав Благочиния» – первый крупный законодательный акт, регламентирующий полицейскую работу. Он определял структуру и подробно устанавливал обязанности полиции, основываясь на принципах, изложенных еще в знаменитом «Наказе».

Смешивая право и мораль, Екатерина мечтала о гармоничном обществе, каждый член которого добросовестно исполняет свои обязанности, а роль полиции сводится не только к наказанию, но и к воспитанию подданных. С этой целью императрица включила в текст закона и «правила добронравия», которым должны были следовать все горожане и должностные лица:

«I. Не чини ближнему, чего сам терпеть не хочешь.

II. Не токмо ближнему не твори лиха, но твори ему добро, колико можешь.

III. Буде кто ближнему сотворил обиду личную, или в