Не сомневался Коваленков и в том, что пишет очень хорошие стихи, однако и тут его ждало разочарование. В 1932 году стихотворный сборник под названием «Зелёный берег» был отдан на рецензию Осипу Мандельштаму. И вот какой отзыв маститый поэт написал в издательство:

«Несомненное лирическое дарование Коваленкова глохнет от засилия литературщины, то есть "условно-молодежного" лирического жанра. Поэт очень плохо слышит себя самого, но зато буквально оглушен ученической газетно-журнальной лирикой. Любопытно, что его нельзя назвать ни учеником Пастернака, ни Гумилева, ни Асеева, ни даже Багрицкого: он ученик их безответственных оборотней, тех профессиональных путаников и поставщиков неопределенной, подлаживающейся, уродливой сдельщины».

Несмотря на имеющиеся в стихах Коваленкова «начатки подлинной молодой советской лирики», Мандельштам предложил категорически отвергнуть этот сборник, дать автору «хорошего консультанта» и перенести издание на год вперёд.

Даже для начинающего поэта предложение приставить к нему консультанта было непереносимым унижением. Будь он физиком или математиком, не посмел бы отказаться, однако стихи возникают в глубине души! Так можно ли позволять кому-то в ней копаться? Понятно, что Коваленков затаил обиду.

Ответа ждать пришлось довольно долго. Уже скончался в лагерном пересыльном пункте Осип Мандельштам, уже закончилась война, и только в 1957 году в журнале «Знамя» появилась статья Коваленкова под названием «Письмо старому другу». Вот фрагмент из этой статьи:

«Мне довелось неоднократно встречаться с Мандельштамом. Он рецензировал мою первую книгу. Запомнились не только его желчные вздохи о невозможности реставрировать на буржуазный лад принципы античного искусства: "Греки сбондили Елену по волнам, ну, а мне соленой пеной по губам…" – но и попытки найти контакт с современностью, эстетизировать то, что для нас было самой жизнью, а для него – объектом для самонаблюдения…»

Здесь, по большому счёту, ничего особенного – любой литератор имеет право высказаться о творчестве покойного поэта, даже может дать политическую оценку его произведениям. Однако, по мнению вдовы Мандельштама, некоторые фразы в статье можно было квалифицировать как призыв к избиению поэта. Вот что написал Александр Коваленков:

«Мандельштам был одним из крупнейших представителей этого направления. Предметность, отточенность его стихов была соблазнительным противодействием абстрактному пафосу, которым грешили многие поэты тех лет. Но за каждой строкой этого оказавшего настолько заметное влияние на литературные течения начала тридцатых годов поэта, что даже появился термин "мандельштамп", стоял призрак буржуазной цивилизации Запада. Сергей Есенин однажды даже пытался бить Мандельштама. И было за что. Ведь это он написал…»

Далее была приведена слегка искажённая цитата из стихотворения Мандельштама, написанного в 1931 году и посвящённого ностальгическим воспоминаниям о старом Петербурге, о Париже, об Испании. Отношение Коваленкова к этим стихам понятно: как можно было не упомянуть в них, хотя бы мимоходом, советскую власть и руководящую роль КПСС?

Вдова Мандельштама была возмущена содержанием статьи. Это был трудный год для Надежды Яковлевны – пришлось решать квартирные дела. Речь шла о новом жилье, где бы она могла спокойно жить вместе с Анной Ахматовой, со своей подругой, причём поэтесса не должна была потерять свою квартиру в Ленинграде. В дело были вовлечены и Союз писателей, и даже Совмин РСФСР. Так что статья, унижающая достоинство Осипа Мандельштама, была совсем некстати. Пришлось написать жалобу в Союз писателей СССР:

«Некий Коваленков в № 7 журнала "Знамя" позволил себе непристойный выпад против покойного О. Мандельштама. Коваленков пишет: "Есенин пытался даже бить Мандельштама – и было за что". Далее Коваленков приводит искаженную цитату из стихотворения О. Мандельштама, написанного в 1931 г., считая, что этим он разоблачает буржуазный характер поэзии Мандельштама и тем самым обосновывает свой призыв к кулачной расправе. Этот призыв достаточно характеризует автора статьи, судя по статье, оскорбленного лет тридцать назад отрицательной рецензией Мандельштама на его книгу».

Как видим, месть Коваленкова достигла цели. Оказывается, отомстить можно и покойнику. Вряд ли он перевернётся от этого в гробу, однако важно заявить городу и миру, что поэт поэту обиды не прощает. Надежда Яковлевна была так расстроена журнальной статьёй, что потребовала снять с должности ответственного редактора этого издания, который «пропагандирует насилие и хулиганство как методы литературной борьбы», и в дополнение к этому предложила обсудить вопрос об исключении Коваленкова из Союза писателей. В опровержение злостной клеветы было заявлено:

«Прибавлю, что за всю мою жизнь с Мандельштамом (с 1921 по 1938 г.) никаких столкновений между Мандельштамом и Есениным не было, тем более что Мандельштам не посещал кабаков, где литературные споры могут принимать формы, рекомендуемые журналом "Знамя"».

Судя по всему, это конфликт замяли. К счастью, времена были уже не те, чтобы наказывать всего лишь за искажение цитаты. Что же касается попытки Есенина отметелить Мандельштама, то в этой истории стоит разобраться.

Кое-что поможет прояснить отрывок из книги Станислава Куняева «Сергей Есенин»:

«К Мандельштаму он относился, как к человеку чуждой литературной группы, и свое превосходство над ним всякий раз спешил продемонстрировать при немногочисленных личных встречах. Он мог, увидев Мандельштама за столиком какого-либо литературного кафе, подойти к нему и со спокойной ухмылкой произнести:

– А вы, Осип Эмильевич, пишете пла-а-а-хие стихи!

В другой раз, проходя мимо, мог издевательски бросить через плечо:

– Вы плохой поэт! Вы плохо владеете формой! У вас глагольные рифмы!

И прежде чем покрасневший от гнева Мандельштам успевал что-либо ответить, Есенин уже исчезал. Он любил подобным образом задирать поэтов, но делал это, поистине "резвяся и играя", не придавая в иных случаях своим репликам серьезного значения. В другой раз мог сказать: "Если судить по большому счету – чьи стихи действительно прекрасны, так это стихи Мандельштама. А то… То было как бы в сшибке поэтических школ…"»

Конечно, дружбой это не назовёшь, но и вражды на самом деле не было, то есть вряд ли у Есенина могла появиться серьёзная причина, что мутузить Мандельштама. Скорее уж разгневанный есенинской насмешкой Осип мог отомстить Сергею.

Но вот ещё один факт, опровергающий клевету Коваленкова на Мандельштама. Прочитав статью Коваленкова в журнале, Надежда Мандельштам писала Анне Ахматовой:

«Отношения были странные, но дружественные. Осмеркину Есенин говорил, что он "этого жида любит"; встретили мы его чуть ли не накануне самоубийства, он звал в трактир, и Ося долго каялся, что не пошел…»

По-видимому, Мандельштам и впрямь не любил ходить по кабакам, ограничиваясь посещением более приличных заведений вроде литературно-артистического кабаре «Бродячая собака». Однако следует признать, что это вовсе не исключает возможности пьяной ссоры. Ни что человеческое не чуждо было молодым поэтам. В автобиографическом очерке «Люди и положения» Борис Пастернак так вспоминал о своих взаимоотношениях с коллегами по перу в годы, предшествовавшие первой мировой войне:

«Хотя