Этот сон напугал меня настолько, что я решила посетить клуб вязания Люсиль. Общение с людьми казалось мне лекарством от таких вещей.

Клуб Люсиль собирается в вязальном доме на Глеб-стрит. Они собираются в задней комнате, заставленной инвентарем, пьют чай и сплетничают. Это приятная компания, но едва ли это старики, как я ожидала. Среди них Люсиль, Доррит, Клэр, Марджери и Стюарт.

Доррит приехала из Шотландии. Она говорит с сильным акцентом. Правда, мне кажется, что никто ее не понимает, но все ей подыгрывают. Марджери выглядит не старше сорока. Она носит разноцветные банданы и подкручивает свои кудри спицами. Стюарт – младший брат Люсиль. Он на пенсии, но работает волонтером на местной радиостанции. И я не могу забыть Клэр – самую старшую из группы. Она очаровательна, поистине очаровательная леди. Ее родители погибли во время войны, когда ей было пять лет.

Я ходила в клуб после работы. (Мой босс настоял, чтобы я задержалась, чтобы испечь пироги.) Когда я вошла в магазин, звякнул колокольчик. Люсиль поспешила поприветствовать меня, ее гардероб был более экстравагантным, чем обычно. На ней был мохнатый джемпер, сиреневые брюки и кроссовки с ослепительной отделкой.

Социальные сети влюбились бы в нее.

Как только я купила красную пряжу и спицы, Люсиль провела меня в заднюю комнату, где все сидели в кругу. Они представились, затем спросили, что привело меня в Аттеберри. Я рассказала им о папе, о поместье, о новом мамином парне. Возможно, мне следовало бы умолчать о своих личных проблемах, но они, похоже, не возражали. Они поднялись со своих мест и задушили меня групповыми объятиями. Не жалостливыми объятиями. Это было искреннее приветствие. И на мгновение я почувствовал себя как дома, как будто они хотели, чтобы я стала частью их такой непривычной семьи.

Стюарт поставил раскладной стул между Клэр и Доррит. Я присоединилась к кругу и смотала пряжу в клубок, пока Марджери шутила о своем бывшем муже. Клэр научила меня основным вязальным элементам. Люсиль рассказала о последнем сентиментальном романе, который она прочитала, и объяснила, как приготовить идеальный пирог со стейком и почками.

Встреча клуба поддержала меня. Я планирую вернуться на следующей неделе.

Да, поместье Кадвалладер все еще скрипит и стонет, но я чувствую себя лучше. Элиас может прокрасться в мои сны. (Я почти хочу, чтобы он нашел меня в том коридоре.) Но кого волнует, что я фантазирую о мертвом писателе? У меня есть Оливер, Норман и Марта, работа, клуб вязания, и у меня есть Элиас.

Теперь мое существование кажется довольно сбалансированным.

P. S. Пожалуйста, поговори со мной!!! Я почувствовала вкус своих собственных поступков, и он горький.

24 сентября 1821

Дорогая Джозефина!

Я пишу Вам за уютным столиком в кафе «Аттеберри». Ночь приглушает суету, превращая ее в тлеющие разговоры. Посетители греются в янтарном сиянии масляных ламп, попивая эль и наслаждаясь дурной компанией. В этот поздний час никто не удосуживается подойти ко мне, что кажется утешением после такого ужасного дня. Я хочу писать и попивать свой чай в абсолютном покое.

Прошу простить резкое окончание моего предыдущего письма. Миссис Данстейбл ворвалась в мой кабинет, пока я писал Вам, и ее вторжение заставило меня убрать бумаги в ящик. Я не стыжусь своей привязанности к Вам. Однако моя экономка, похоже, очень хочет, чтобы я нашел себе жену. Она требует своего участия и знакомит меня с каждой молодой дамой из числа своих знакомых. Хотя я ценю ее мнение, я все же хочу избежать дальнейшего ее участия.

Сегодня утром суд собрался вновь, дебатировали несколько часов. Барристеры спорили. Томас Рох выкрикивал обвинения. Адмирал Гипсон наблюдал из зала, ухмыляясь, как будто мои оппоненты уже выиграли дело. Выражение его лица дразнило меня. Оно напоминало высокомерие моего директора в Итоне, джентльмена, который неоднократно называл меня «пиявочным ублюдком», и отца.

Всю мою жизнь кто-нибудь смотрел на меня так, как сегодня адмирал Гипсон. С меня хватит – шепота и насмешек, обращения, как с пешкой. Действительно, в тот момент потребность покончить с этим распирала меня до такой степени, что я готов быть лопнуть. А сдался я перед тишиной.

Тогда я хотел бороться.

Мой барристер обратился к судье и изложил мое дело. Его слова эхом разносились по залу, заглушаемые ропотом слушателей. Я не мог позволить, чтобы от моего имени говорил другой человек, поэтому я прочистил горло и встал. Мое внезапное желание обратиться к суду вызвало удивление, и все притихли. Даже адмирал наклонился вперед в своем кресле.

Судья жестом попросил меня говорить.

Я сказал: «Ваша честь, я опровергаю обвинения, выдвинутые против меня, ибо они были выдвинуты скупым родственником, с которым я впервые познакомился в этой самой комнате. Господин Томас Рох не посещал семейных собраний и не выражал соболезнования после смерти моего отца. Фактически, я не знал о существовании этого человека, пока не получил повестку в суд. Он хочет нажиться на моем отце – своем дальнем родственнике, обвинив незаконнорожденного наследника в мошенничестве. Что касается спорного вопроса о незаконнорожденности, я – Рох, единственный сын лорда Уильяма Кейтсби Роха. Я родился в Дареме и уже почти год проживаю в Аттеберри. Мой кузен хочет, чтобы вы считали меня необразованным ребенком от неподобающего союза. Не проявляя должной вежливости, он пытается оскорбить мою честь и репутацию, основывая свои обвинения на моем рождении. Сэр, я англичанин и названный наследник состояния Уильяма Роха. Я прошу вас рассмотреть обвинения против меня без дискриминации. Я не буду оспаривать ваш вердикт и не буду излагать свою защиту. Пусть суд рассудит меня справедливо».

Из толпы раздались возражения, за которыми последовали крики протеста Томаса Роха. Мой адвокат заставил меня сесть и бормотал непристойности, пока мировой судья наводил порядок.

Приговор будет объявлен завтра. Я не могу предсказать решение и не стану загадывать исход. Если мне суждено жить без богатства, я уйду из Аттеберри и буду посещать семью Глас, пока не найду работу. Возможно, я наймусь куда-нибудь в качестве учителя.