– Ты скучаешь по маме? – спросила Джозефина. Она перевернулась на бок и изучала выражение лица Элиаса, ее губы разошлись, как распустившаяся роза. Откуда она узнала о смерти его матери? Должно быть, Себастьян рассказал ей. Этот парень не смог бы сохранить секрет, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Элиас кивнул.

– Скучать по кому-то – это то же самое, что дышать, я полагаю. Это продолжается до самого конца. – Джозефина села и обняла свои ноги.

– Когда умер мой отец, я пообещала себе, что не рассыплюсь на куски. Мама не выглядела расстроенной, поэтому я делала вид, что мне не больно. Я обнаружила, что если я улыбаюсь и замечаю только хорошее, то забываю о плохом, по крайней мере, на короткое время. – Она прислонилась грязной щекой к коленям и вздохнула. – Что делает тебя счастливым?

– Книги, отдых на природе… – Элиас переместился к зарослям вереска. Он дотянулся до куста и сорвал цветок, затем протянул его Джозефине.

– Тебе нравятся желтые цветы? – Она сжала бутон в ладонях и захихикала, ухмылка исказила ее лицо, продемонстрировав белые зубы и изумрудные глаза.

– Роза, – сказал он, кивнув. – Она колючая и неброская…

– Как ты? – Джозефина погладила лепестки цветка. Она смотрела на цветок, а ветерок, проносящийся по долине, ерошил ее спутанные волосы.

– Смею заметить, что я не колючий, – со смехом сказал Элиас.

– Нет, я не это имела в виду. – Джозефина покраснела, как будто знала о тех случаях, когда Элиас игнорировал ее, когда хотел поцеловать, о взглядах, которые он украдкой бросал, прежде чем отвернуться. – Я имела в виду, что люди часто не замечают красоту вокруг себя, но их незаметность не определяет ценность вещи. Розе не нужны зрители, чтобы расти, как и людям. Мы не являемся теми, кто мы есть в глазах других.

От ее ответа по телу Элиаса пробежали мурашки. Считала ли она его красивым мужчиной, оставшимся незамеченным? Его сердце заколотилось при этой мысли, ведь она сидела рядом с ним, грязная и растрепанная. И почему-то она была прекраснее всего на свете.

Элиас провел пальцами по дерну. Он облокотился на локти и наблюдал за птицами, слетавшими с окрестных холмов.

– Когда я был ребенком, я тайком выбрался из покоев слуг и побежал так далеко, как только могли нести меня ноги. Я добежал до пастбища, заросшего вереском и камнями, – сказал он, его голос был едва громче шепота. – Я не хотел, чтобы меня кто-нибудь нашел, поэтому я заполз под куст и смотрел, как его цветы колышет ветерок. На мгновение я почувствовал себя в безопасности.

Джозефина улыбнулась.

– И по сей день вереск напоминает мне об этом чувстве, чувстве дома. Странно, как маленькая вещь может так много значить. – Элиас напрягся, когда она спрятала цветок за ухо.

– Тебе идет.

– Я хочу найти свое безопасное место. – Джозефина рухнула на спину.

– Ты можешь занять мое, – сказал Элиас.

Она посмотрела на кусты и сморщила нос.

– Там, кажется, немного тесновато.

Элиас рассмеялся. Он уставился на ее волосы, золотой цветок, прижатый к виску, и маленькая вещь, которая так много значила, вдруг стала значить еще больше.

– Я освобожу место, – сказал он. – Наверняка у Себастьяна есть ножницы для живой изгороди…

– Да, те самые, которыми он подстригает свои усы. – Джозефина перекатилась на бок. Она встретила взгляд Элиаса, и выражение ее лица смягчилось. Уловила ли она его подтекст? Понимала ли она, как эта ситуация может повредить им? Они были одни, слишком близко. Они лежали на влажной земле в раздетом виде. Если бы кто-нибудь усомнился в их чести, они бы многое потеряли.

Джозефина вздрогнула, когда резкая трель свистка эхом разнеслась по болоту. Она застонала и зажмурила глаза.

– Они все-таки заметили.

В животе Элиаса образовался узел, который затянулся, когда охотники окликнули их откуда-то с высоты. Они с Джозефиной могли не обращать внимания на крики. Они могли спрятаться среди кустов, разговаривать, пока небо не станет розовым, и притворяться, что они не напуганы и не сломлены.

Они могли найти свое собственное безопасное место.

– Пойдем. – Элиас со стоном поднялся на ноги. – Ты встанешь и поднимешься на этот холм вместе со мной, Джозефина де Клэр. И если мы умрем – что, я думаю, вполне вероятно из-за нашей недостаточной подготовки, – то, по крайней мере, мы умрем в судорогах. Смеясь. Я имел в виду в судорогах смеха.

– Возможно, ты самый дорогой друг, который у меня когда-либо был, – сказала Джозефина, ее нос покраснел.

– Ты со мной? – Элиас протянул руку. Несмотря на желание оставаться рядом с Джозефиной, он не стал бы препятствовать ее возвращению к Себастьяну. Он делал то, что ей было нужно, был тем, кем она хотела, забывал себя, чтобы она могла найти свои собственные радости. Такова была любовь, которую он выбрал.

Любовь, которая делает то, что правильно, даже если это причиняет боль.

Джозефина обхватила пальцами его ладонь. Она смотрела на него по-новому, и его решимость отошла на второй план. Притяжение нельзя было увидеть – его можно было почувствовать. И Элиас чувствовал это, как приближающийся дождь. Ему придется доказать, что он достоин ее, преодолеть бесчисленные препятствия. Но надежда откинула шторы его уныния и позволила свету вновь ярко засиять.

От: Вера Моретти