Одежда Ника была сильно мятой, лицо – бледным и осунувшимся, а настроение – в два раза хуже внешнего вида. Он не выспался, переживал и боялся, а теперь ещё и гнев окутал пеленой его глаза. Единственным верным решением сейчас было уйти из столовой от греха подальше. Но он оставался сидеть на своём месте и терпеливо дожидался ответа Мари. Но, оценив накалившуюся атмосферу, разговор вместо своей девушки продолжил Серж и вежливо поинтересовался:

– Так ты смог дозвониться?

– Нет, – напрягся Ник, переводя свой колючий взгляд от Мари к Сержу, – она сбрасывает.

– Сбрасывает? – удивились ребята.

– Так вот в чём дело! – воскликнула девушка, хлопнув по столу ладошками и чуть привстав со стула. – Так это ты её обидел!

– Нет! – тут же отреагировал молодой человек. – Я никогда не причиню ей ничего плохого.

– Возможно, ты и не хотел делать ей плохо, но сделал, и она уехала. От тебя уехала, Ник.

– Не может этого быть, – неуверенно произнёс молодой человек, ссутулившись на своём стуле.

А Мари решила добить его окончательно:

– Ты не святая невинность, коим хочешь казаться. Ты намного хуже меня, да и всех нас вместе взятых.

На это Нику просто нечего было ответить, ведь слова её были чистой правдой. Молодой человек растерянно взглянул на Сержа, но тот лишь пожал плечами:

– Вспомни и тебе самому станет легче.

И он, смиренно вздохнув, стал перебирать в памяти весь вчерашний день. Мучительными были воспоминания о близости Наталии, лёгкое раздражение вызвал разговор с Николь и приступ тошноты вернулся, как только он вновь вспомнил своё пробуждение на матах в спортивном зале. А что было между разговором с Николь и пробуждением на матах Ник, как ни старался, но вспомнить так и не смог. Но ведь такого не могло быть! И тогда он всё понял.

– В шампанское что-то подмешали, – сказал молодой человек после того, как рассказал о своих подозрениях ребятам.

– Нет доказательств, нет и преступления, – ответил Серж, косо глядя на Николь с подружками, восседавших за соседним столом.

Мари и Балу также задумчиво уставились на беспечно щебечущих подружек, а Ник совсем скис, наконец, осознав окончательно, что, как простачок, угодил в ловко расставленные сети своей бывшей девушки.

– Зато теперь мы знаем, почему Наталия уехала. Молодец, чувак! – сказал Балу, вставая из-за стола и, прежде чем уйти, дружески похлопал Ника по плечу.

Молодой человек проводил футболиста взглядом и перевёл глаза на Сержа, который с насмешкой в голосе произнёс:

– Боль сама находит дорогу к сердцу, не правда ли?

– О Боже! – протянул Ник, скорчившись на стуле и обхватив голову руками. Больше всего на свете он сейчас хотел, чтобы все происходящее оказалось лишь сном.

* * *

Сэния была младше мистера Шмидта на тридцать с лишним лет, но она прямо и открыто смотрела ему в глаза. Её головка была высоко поднята, спина прямая, ноги скрещены в коленях, и в целом её поза была расслабленной и непринуждённой. Она говорила твёрдо и ясно, отстаивая свою точку зрения без смущения и страха, и совершенно не стыдилась и не гнушалась пользоваться хитростями, которыми её научила профессия. Шоу-бизнес закалил её характер, и если она знала, что хочет, то без колебания добивалась этого любыми доступными способами.

– Мисс Мэй, занятия идут уже как неделю и, если у Вас есть необходимые документы и разрешение, то у мисс Гончаровой нет.

– С каких пор люди, борющиеся за права человека и организации, твердящие об альтруизме и гуманности, перестали учитывать непредвиденные семейные обстоятельства и личные драмы, мистер Шмидт?

– У каждого могут найтись причины, чтобы исчезнуть. Но если человек поймёт, что у него есть определённые обязательства, эта необходимость тут же отпадёт.

– Эти люди просто боятся идти против системы. Они трусы. А после того, как выйдут из стен школы, окажутся ещё и душевнобольными.

– Что плохого в системе?

– А мы ведь говорим не о системе, мистер Шмидт, а о чувствах.

– Разве двух недель не достаточно, чтобы разобраться в чувствах?

– У каждого свой срок, – пожала плечами Сэния, но подметив, как седые брови директора сошлись на переносице, тут же добавила. – Я думаю, ей необходимо ещё дней пять и всё придёт в норму.

Швайгер Шмидт задумчиво окинул упрямо вздёрнутый подбородок и сверкающий взгляд ученицы и, сдавшись напору, полез в тоненькую книжку с большими корявыми буквами на титульном листе «Школьный Устав». Несколько минут он сосредоточенно изучал страницы, пока Сэния терпеливо сверлила его седую макушку. И, наконец, директор расслабился и, улыбаясь, устремил свой взгляд на собеседницу.

– У Вашей протеже, есть ещё неделя. Убедитесь в том, чтобы к следующим выходным она была уже в школе, да с выполненными упражнениями по тем предметам, которые она пропустила.

– Очень хорошо, мистер Шмидт, – довольно улыбнулась Сения, поднимаясь со своего места.

– Но это ещё не все, мисс Мэй, – остановил её директор. – Прошу Вас, вернитесь на место.

Девушка неохотно опустилась в кресло и настороженно устремила взгляд в серые глаза Швайгера Шмидта.

– По случаю празднования дня Святого Валентина, как обычно, в школе пройдёт концерт, на котором в этом году решили поприсутствовать местное телевидение и журналисты местных печатных изданий.

– Всё, действительно, как обычно, – согласно кивнула Сэния. – Поэтому не совсем понимаю, чем я могу быть Вам полезна.

– Если Вы, мисс Мэй, станете ведущей вечера, то я думаю, мы не обойдёмся лишь местными средствами массовой информации, что невероятно благополучно скажется для нашей школы.

– Я так понимаю, мне нельзя отказаться, – догадалась Сэния, вставая с кресла и уже взирая на директора сверху вниз, добавила. – Я согласна.

Девушка была в бешенстве. Всегда неприятно, когда к тебе применяются те же методы, что часто используешь и ты, но таковы правила игры и, если хочешь выиграть, необходимо хотя бы притвориться, что твоё слово было последним.

Занятия уже начались, и лишь цоканье её каблучков и завывание ветра на улице являлись единственными звуками в огромных безлюдных коридорах. Сэния быстро шла мимо закрытых дверей, за которыми шли уроки, надеясь больше не задержаться ни на минуту в школе, чтобы успеть на съёмки вручения музыкальной премии в Голливуде. Но вдруг замерла, когда до её ушей донёсся мелодичный перезвон нот, сливающийся с тихими вкрадчивыми словами. Сэния, насколько это было возможно при её десятисантиметровых каблуках, тихонько подкралась к музыкальному классу и заглянула внутрь. К её огромному удивлению, она обнаружила за роялем Ника. Глаза его были закрыты, руки плавно двигались по клавишам, но во всей позе сквозило невероятное напряжение, а в голосе – неприкрытое страдание. Девушка нарочито громко стукнула каблуками по полу, прежде чем войти в класс, прекрасно понимая, что чувства Ника были не для посторонних глаз, коей она, в общем-то, и являлась. Но поговорить-то она с ним могла, но, так и не дойдя до инструмента, Сэния замерла, узнавая в обращённом на неё взгляде что-то очень знакомое.