Горчаков вздрогнул и сфокусировал взгляд. Рядом, в одном из их корабельных скафандров, стоял… стоял Ян!

Голова соргосианина была вытянута вперёд куда сильнее, чем у людей, он буквально упирался носом в прозрачное забрало. Надеть шлем, наверное, представляло для него серьёзную проблему, не меньшую, чем всунуть копыта в ботинки.

Но он стоял рядом с Горчаковым и даже придерживал его за руку.

– Плохо, – признался Валентин. – Мне хочется убежать.

– Спускайтесь, – спокойно сказал Ян. – Я помогу Криди.

– Не хочу внутрь! – возмутился Горчаков. – Хочу в вечность. В ничто!

– Как угодно, – покладисто сказал Ян. – Но вам надо сказать об этом старпому. Правильно? Вы должны передать командование. А потом можно в вечность.

Ян был прав, и Горчаков вздохнул.

– Верно. Я на минутку.

Он занёс ногу над краем люка, шагнул в него, будто в колодезь, вектор гравитации сменился (кажется, и Ян пихнул его в спину). Голова на миг закружилась, мир внезапно обрёл краски, объём и реальность.

– Дрянь! – закричал Горчаков, отшатываясь от люка. – Какая там дрянь!

Руки задрожали, едва он вспомнил, как нащупывал нож.

Матиас и Соколовский, оба в скафандрах, разумеется, оттащили его вглубь шлюзовой. В дверь на миг заглянул Ян, сказал:

– Иду за Криди.

И исчез.

– Осторожнее, Ян! – крикнул Горчаков. – Эта дрянь затягивает тебя!

– Какая дрянь? – отозвался Ян.

– Ничто. Пустота. Червоточина. Это сводит с ума!

Матиас и Лев напряжённо смотрели на Валентина.

– Ну, я пока ничего… – ответил Ян. – Сообщу, как только что-то почувствую… слушайте, а ведь я стал первым жителем Соргоса, вышедшим в открытый космос!

«Это не космос, балбес!» – захотелось выкрикнуть Валентину.

Но он сдержался. Задышал медленнее и спокойнее, восстанавливая дыхание, воздух был перенасыщен кислородом.

– Уже не тянет спрыгнуть с корабля? – спросил Матиас.

– Никогда больше не выйду в червоточине, – выдохнул Валентин. Матиас неохотно отпустил его плечо. – И вам не позволю! Зачем вы послали туда парня?

– Потому что он не человек, – ответил Лев. – Я подумал, что эффекты червоточины разнятся для разных видов. Криди держался гораздо лучше вас, уж извините. Значит, Ян…

– Мог сразу слететь с катушек!

– Да, – признал доктор. – Или, наоборот, воспринять мир за обшивкой совершенно спокойно.

– Вытащил Криди, – сообщил Ян. – Он что-то бормочет, но цепляется за меня. Несу его назад.

– Ты в порядке? – спросил Горчаков.

– Да, – кажется, Ян даже смутился от собственного ответа. – Жутковато немного, но интересно.

– Что с кабелем? – спросил Валентин.

– Криди его закрепил, прежде чем сорвался. Я подёргал, проверил. Он намертво приклеен к выводу сломанной антенны.

Им пришлось подождать ещё две минуты, прежде чем Ян спустил Криди в люк. Кот почти сразу начал дёргаться и ругаться, на своём языке, но с такой экспрессией, что стало ясно – он в порядке. Ян спустился следом, и Матиас немедленно закрыл люк.

– Тебе не хотелось спрыгнуть? – спросил Валентин.

– Нет, – просто ответил Ян. – Вот шлем бы снять, я натёр себе нос о стекло.

Шипел воздух, наполняя шлюз. Горчаков переключил связь на Марка и спросил:

– Почему ты меня не позвал? Не окликнул?

– Командир, прослушайте запись, – ответил искин. – Я на вас орал минуты три. Вы будто не слышали.

– Не слышал, – признался Горчаков.

Индикатор на стене загорелся зелёным, и он стал снимать шлем. Криди сидел на полу, тряс головой и временами что-то шипел вполголоса. Потом сказал:

– Извините. Обычно я не позволяю себе подобных выражений…

Лев с удовольствием развалился в кресле, глядя, как Горчаков достаёт из капитанского бара коньяк. Сказал:

– Даже не стану протестовать, Валентин.

– Я и не ждал… – Горчаков щедро налил коньяк в четыре бокала, сел напротив доктора. Вообще-то в малой кают-компании их было шестеро, но Ксения сразу же покачала головой и взяла стакан воды, а Уолр, поколебавшись, вообще отказался от напитков.

Матиас и Мэйли взяли свои бокалы без возражений.

Был, разумеется, и ещё один участник совещания – Марк.

– По русской традиции – не чокаясь, – сказал Валентин. – В память об Анне Мегер. Она была великолепным пилотом и хорошим человеком. Мы запомним её именно такой, а не тем, кем или чем она стала.

Все отпили по глотку.

Валентин помолчал несколько мгновений, потом продолжил:

– Давайте подытожим ситуацию. Мы потеряли двух членов экипажа. И если потеря Лючии болезненна для нас морально, то потеря Мегер оставила серьёзную брешь в экипаже.

– Но девочка жива, – сказала Мэйли.

– Да, но она больше не наша девочка и не член команды. Хорошо, что изначально не самый важный. Что будем делать с пилотом?

– Я готов взять на себя функции Мегер, – произнёс Марк.

– Спасибо, – кивнул Валентин. – Но ты же понимаешь, по какой причине на кораблях до сих пор есть пилот?

– Нестандартное интуитивное мышление, свойственное разумным биологическим видам, но недоступное обычным искинам, – ответил Марк. – Однако в своём нынешнем состоянии я необычен.

Валентин подумал о том, что стоило пригласить на совещание Тедди. Но жалко было дёргать мальчишку со всеми его травмами, физическими и душевными. Да и видеть выпивающих офицеров ему не следует. Он спросил:

– Какой у тебя цикл ядра, Марк?

– Плавающий.

Горчаков вопросительно поднял брови.

– От пятьдесят шестого до девяносто второго, – пояснил Марк.

– Как это возможно? – заинтересовался Матиас. – Твоя архитектура позволяла подняться максимум до семьдесят пятого цикла.

– Он хитрит, – сказала Ксения неохотно. – Не с нами, а с фундаментальными ограничениями своей конструкции. Это как русские горки – производительность ядра падает, потом поднимается, снова падает… В пике он на несколько секунд достигает девяносто второго цикла, потом на несколько секунд роняет до минимума.

– Ты не угробишь себя? – уточнил Горчаков.

– Нет, командир. Это интересное состояние, я сравнил бы его с человеческим сном и пробуждением. Работоспособность схемы я просчитал на пике своих способностей.

– Ага, – сказал Валентин. – И это позволит тебе заменить Мегер?

– Не знаю. Возможно. Моё сознание изменилось, мне кажется, я стал способен к интуитивным решениям. Но это несёт в себе и риск ошибиться.