В Летописи за 1221 год так говорится:

«Великий князь Гюрги сын Всеволожь заложи град на усть Окы и нарече имя ему Новьград»[29].

Далече смотрелось с тех башен вдоль обеих рек: запирался болгарам путь вверх по Волге и по Оке, а враждебным рязанцам не стало выхода из Оки на Волгу.

Горд и властолюбив был князь Юрий, как дядя его Андрей, как отец его Всеволод, любил он пировать, веселиться, на охоту часто ездил, любил свою жену, троих молодцов сыновей, дочерей-красавиц и считал себя самым счастливым и удачливым князем на Русской земле. Но мнил он о себе чересчур высоко и решил прославить имя свое на многие и многие века.

Позвал он зодчих, каменщиков, камнесечцев, златокузнецов, иконописцев и прочих мастеров, что столь многое строили и украшали по воле его отца. И сказал он им:

— Для меня стройте. Несметные богатства взял я за свои походы. Половину своей добычи, тысячи пленников отдам я вам. Стройте белокаменные храмы. И хочу, чтобы красою своею они затмили бы все, что строили мой дядя и мой отец.

Удалились мастера, стали думу думать, а на седьмой день вернулись к Юрию. Вышли вперед зодчие, каменщики, камнесечцы, поклонились князю и сказали ему:

— Не родился еще тот хитрец, кто сумел бы создать храмы и дворцы краше тех, что стоят во Владимире и в Боголюбове. Но беремся мы создать такое, что по-иному затмит все воздвигнутое твоим дядей и твоим отцом. Коли будет воля твоя, построим мы храмы выше прежних на целую косую сажень или того более. И поднимут те храмы свои златые главы к самому синему небу, и их кресты золоченые, будто копья харалужные, устремятся к облакам. И слава о твоих великих деяниях, как стая лебедей белых, разлетится по всей земле Русской.

Отошли прочь зодчие, каменщики и камнесечцы, подступили к Юрию златокузнецы, поклонились ему и сказали:

— Из того золота, серебра, жемчуга и драгоценных каменьев, что достались тебе, княже, в походах, мы скуем, отчеканим, отольем прекраснейшие сосуды и ризы на иконы и на прочее потребное для богослужения. Все созданное нами разукрасим невиданной мелкости узорами, перевьем золотыми нитями, вкуем многое число жемчуга и яхонтов. И еще слушай, княже, что нам надумалось: мы навесим в твоих храмах двери. Не найдешь ты на тех дверях ни каменьев, ни жемчуга, ни серебра: будут они медные, писанные золотом, но столь тонкой, хитрой и прекрасной работы, какой ни на Русской земле, ни в какой иной стороне, даже в Царьграде, никто никогда не видывал.

Полюбились Юрию такие сладкие речи зодчих и златокузнецов. Разделил он их на две артели. Одну послал строить в Нижний Новгород, а другую — в Суздаль.

Говорит летописец, что с той поры долотили и строили мастера храмы белокаменные «день от дне, начиная и преходя от дела в дело».

В Суздале стоял старый собор, построенный еще прадедом Юрия, Владимиром Мономахом, из кирпича-плинфы. Дед его, Юрий Долгорукий, тот храм перестраивал из плинфы и из белого камня. Но был он низок, «безнаряден», без украшений.

Говорит летописец, что князь Юрий в 1222 году «заложи церковь каменьну в Суждали на первом месте, заздрушив старое зданье, понеже учала бе рушитися старостью и верх ея впал бе».

А в другом месте говорит летописец, что в 1225 году князь Юрий «създа церкы краснейшю первыя». И еще поминает он, что была она «о трех версех», то есть трехглавая.

Хотелось Юрию закрепить дружбу с горожанами. Вот и решил он по примеру брата Константина, построившего для владимирцев малую церковь Воздвижения на Торгу, подарить жителям Суздаля храм обширный, о шести столбах.

В Нижнем Новгороде дружины его каменщиков поставили две белокаменные церкви — Спасо-Преображенский собор и другую, поменьше — во имя архангела Михаила. Оттуда перебрались они строить в Кострому и в Муром.

А всего было ими построено пять белокаменных церквей. И судьба всех пяти сложилась печально: все они, простояв сто или двести лет, разрушились сами собой. Видно, виной тому было великокняжеское тщеславие, а также самонадеянность зодчих. Захотели они польстить князю и построили чересчур высокие храмы.

Четыре рухнувших храма — оба Нижегородских, Костромской и Муромский — были разобраны до основания: затем на их месте построили новые.

В Нижнем Новгороде возле предполагаемого места Спасо-Преображенского собора были найдены два резных белых камня с витым растительным узорочьем, а рядом с ныне существующей Михаил-Архангельской церковью выкопали белокаменную львиную голову, совершенно удивительную, не похожую ни на одну из восьмидесяти ныне известных львиных голов Владимиро-Суздальского княжества.

О разрушении пятого храма — суздальского собора Рождества Богородицы — летописец за 1445 год записал такие загадочные слова:

«Сътворися знамение в соборной церкви в Пречистой в Суздале — начаша святительские гробы горети изнутри и падати, а на завтрее и сама церковь падеся».

Что же случилось в соборе?

Русские летописи и западноевропейские хроники упоминают о необычном для Руси и для Средней Европы явлении природы, о слабом землетрясении, случившемся в том году. Возможно, поэтому «церковь падеся» и в ней возник пожар.

Нижняя часть собора, включая аркатурный пояс, сохранилась до наших дней, и это единственное свидетельство труда зодчих тщеславного Юрия.

Через восемьдесят лет после обвала верха собора старые белокаменные стены были надстроены кирпичными, вместо трех глав поставили пять.

В Суздале в XVIII веке жил замечательный человек, соборный ключарь Ананий Федоров. Изо дня в день усердно писал он подробную летопись родного города «Историческое собрание о богоспасаемом граде Суждале». В этой единственной в своем роде рукописи многие страницы посвящены истории собора Рождества Богородицы.

Когда-то там были обширные хоры (полати), по замыслу зодчих Юрия предназначавшиеся для именитых суздальских горожан. Ананий записал, что была в соборе «великая теснота и темнота», поэтому хоры сломали, окна, «старинные, малые», растесали, многие гробницы епископов и князей заложили камнями, а крышу покрыли на четыре ската.

Позднее, вплоть до прошлого столетия, пристраивались и переделывались различные части здания. И только в наши дни под руководством Варганова и Столетова-младшего все эти пристройки были снесены, и нижняя часть собора получила тот вид, какой она имела в XIII веке.

Ну а какой была его верхняя половина? Ведь на Дмитриевском соборе города Владимира самая краса простиралась выше аркатурного пояса. Какие белокаменные кружева покрывали эту верхнюю половину собора Суздальского — мы не знаем. В музее сохранилось лишь несколько обломков полуколонок, найденных при раскопках. А на какие столбы или на стены опирались три главы — тоже неизвестно.