— Два выходных — это мало, — он повернул, — я уже на половине мысли разрешить тебе прогулять школу, Ая.

Мама улыбнулась.

— Меня и так ждёт разбор полётов из-за справки, — я махнула распечаткой в руках, — только представьте лицо Фреи, когда я скажу ей, что буду сидеть и отдыхать, пока её будут спортивно истязать.

— Она ещё не придумала себе отмазку? — усмехнулся папа.

Я мотнула головой, потянувшись на заднем сидении — я была на нём одна, поэтому могла растянуться по всей длине и упереть ноги чуть выше окна, чтобы шея не затекла. А ещё — тянуть через длинную трубочку купленный всё на том же пляже коктейль в подстаканнике.

— Какое упущение, — мама в этот момент мазала ему щеку охлаждающей мазью от ожогов, параллельно пытаясь не мешать смотреть на дорогу, — вот почему ты такой… поджариваемый? — она оставила каплю мази на его носу лопаточкой.

Я зевнула.

— Нам бы хоть каплю твоей подверженности загару, — взглянула на собственную белую руку я.

— Курочка гриль, — придумала шутку мама, — Адам, с-солнце, — хихикнула, — нам ещё нужно в аптеку. Один тюбик тебя точно не возьмёт.

Мужчина закатил глаза.

— А после ты будешь ворчать, что весь матрас пропах этой гадостью, — сообщил маме он.

Я даже села прямо, чтобы сунуть голову между родителями и, повернувшись к отцу, спросить насмешливо:

— Ты уверен, что она будет ворчать, а не ты?

— Обма-анщик! — ехидно пропела мама.

За что он решил ей отомстить — мазнул себе по щеке пальцем, а после ткнул сперва в мамин лоб, а после в мой. Зашипели мы враз!

— Х-хол-лодно! — оттирала мазь с поруганной части лица я, — мам, давай напишем на него коллективное заявление!

— Я откуплюсь, — хмыкнул папа.

— А я всё записала, сенатор Фиджез! — кокетливо махнула телефоном в руке мама, — вам не скрыться от правосудия.

Он ласково ей улыбнулся.

— Не переживай, я целенаправленно намажусь с ног до головы перед сном и лягу тебя обнимать, — он отвлёкся от дороги для того, чтобы поцеловать ее… а после обмазать ещё не впитавшимся кремом, прижавшись к её щеке своей.

Мама отбивалась как могла и взвизгивала каждый раз, когда проигрывала.

— Пап, там столб, — буднично напомнила ему.

Через секунду мы въезжали в ворота школы, а мама перелезала ко мне на заднее сидение, благо ей это было сделать легче — она была ниже меня.

— Твой отец маньяк, — потеснила меня она, — бр-р!

— Ваш личный маньяк, госпожа Фиджез, — припарковался папа.

Мама от его слов расплылась в довольной улыбке. Она всегда так реагировала на его лесть.

— Ладно, ты прощён, дорогой, — она потянулась из-за его сидения, чмокнула его в щеку, отплевалась от крема на губах и села обратно, — подай мои тапочки, — к папе, — Ая, поехали домой, — брови домиком сделали её хитрое от природы лицо невероятно милым, — бросай школу, это дурацкое общежитие, и… Адам, я соскучилась, а она только на два дня приехала! Давайте переедем в ту страну, где дети сидят дома и не взрослеют!

Её руки сжали меня в крепком объятии, она прижималась ко мне со всей силы.

— Четыре дня назад ты говорила совсем в другом ключе, — напомнила ей, пока папа выходил из машины и открывал багажник.

— Что-то вроде: «Почему я должна оплачивать ей школу? Тот факт, что я родила её, не даёт ей прав на мои деньги. Пусть идёт работает!», — процитировал её папа, — вспоминаешь?

Мама упёрлась носом в моё плечо:

— Вот именно! Я ещё и должна платить за то, что она живет далеко от меня! — возмущенное, — я бы на эти деньги лучше её кормила и одевала всю жизнь, чем она сидела тут без меня и… тебе не стыдно, Аямако Фиджез? — она нахмурилась, — я тебя рожала, чтобы ты училась?

Мой смех не сбил её с праведного возмущения.

— Получается так, мам, — губы коснулись её холодной щеки в чмоке, — рожай обратно.

Она меня толкнула, затем открыла дверь с моей стороны и почти выпнула меня наружу.

— Иди отсюда, пока я не сунула тебя в багажник и не сказала Адаму, что вы с ним разминулись! — буркнула она, пока хохочущая я пыталась вернуться, чтобы забрать хотя бы обувь.

— Я всё слышал! — скрылся за дверью общежития с коробкой папа.

Мама выпрямила ноги, лёжа на сидении, сложила руки на груди и надула губы. Её чёрные как и у меня длинные волосы забавно повисли на спинке.

— Зато вам не так скучно — вы двое, а я одна, — я обула шлепанцы.

— Если бы ты ночевала дома, то я подговорила бы твоего отца измазать тебя, а не меня, — мило улыбнулась она, — Ая, может будешь ездить каждый день, как папа?

Я запахнула паланкин и помотала головой, тоже надувшись. В такие моменты мы были с ней одинаковые. Не только внешне, но и мысленно.

— Папе тогда придётся задерживаться в некоторые дни, — напомнила ей.

— Макака, ты долго будешь меня игнорировать? — заорала с лавочки у входа Фрея, — я тут кого караулю целый час?

Я улыбнулась ей. И Тинго, который разглядывал нашу четырёхместку, пока подруга стояла локтём на его плече. Кажется, выходные у них прошли плодотворнее, чем у меня. И «караулила» она явно не мой приезд, а скорее первые неуклюжие обнимашки с собственным парнем.

— Бросишь мать, не получишь денег, — промурчала мама с оскалом.

— Ты такая жадная, мам, — только помахала Фрее пальцами я, — а я, так уж и быть, не стану мешать подруге налаживать личную жизнь.

Она даже поднялась с сиденья, чтобы начать разглядывать выбор Фреи.

— М-мм… страшненький какой, — её первый комментарий, — почему именно соголдец? — взгляд на меня, — Ая, давай заранее — в другую страну я тебя не отпущу. Тем более к кому-то вроде… м-да. С экрана они все кажутся милее, чем в жизни.

Я усмехнулась.

— Я сегодня иду на свидание с их капитаном, — озвучила ей, — тот, которого ты вчера на повторении трансляции назвала хитрюгой.

— Светленький такой? — она задумчиво вытянула губы трубочкой, — если он бросит тебя после первого раза, то скажи ему, что расскажешь маме.

Я хихикнула.

— Он и так от меня ждёт подвоха, а ты хочешь, чтобы вообще обходил стороной? — спросила её.

— Значит, будь умнее, — на полном серьёзе кивнула она, — угрожай, но не делай. Он будет уверен, что ты не шутишь, а тебе будет спокойнее, когда он будет бояться тебя.

Я закатила глаза.

— Напомни мне, как ты познакомилась с папой с такими догмами? — я рассматривала её лицо.

Ей никак нельзя было дать больше тридцати. Красивая — с этим никто никогда