быть, и у нас, — появится собственный источник горючего. Хорошо бы…

15 ноября, суббота, время 19:35

Минск, квартира Павловых.

Всё-таки как здорово, когда все дома. И жена, и Борька с Адочкой, и даже Яшка. Взрыв эйфории от встречи вечером 8-го числа прошёл, но отголоски ещё чувствуются, как свежесть солнечного дня после освежающего ливня.

Парадоксальным образом все дружно чувствуем убаюкивающую размеренность счастливой мирной жизни. Ада ходит в школу и радуется общению с одноклассниками, Борис с Яковым вкушают прелести преподавательской деятельности. Шура восстановила контакты с подругами.

Радостно привычно Адочка сначала вешается на шею Борису, когда он приезжает на выходные после обеда, потом на меня. Затем дружной толпой ужинаем тем, что наколдовала Шура из пайка, трофейной генеральской доли, щедрот Военторга и обычных магазинов. Кстати, минские магазины работают уверенно и спокойно. Волна суетливого ажиотажа после их открытия быстро спала, ассортимент растёт постоянно. Иногда появляется что-то трофейное, хотя вроде бы им ничего такого не положено. Мерецков как-то пояснил, что он не препятствует бартеру с гражданской торговой сетью, когда они предлагают что-то ходовое. Например, свежесолёное сало, которое расходится на ура. А сеть Военторга, — сказал Кирилл Афанасьевич, — пока слабовата. Особенно в большом Минске. Поэтому не только не препятствует, но изредка намеренно сбрасывает туда излишки.

— Пап, а ты нас ещё хотя бы разочек возьмёшь с собой? — в голосе Борьки потаённая надежда. Яков тоже напряжённо прислушивается, на вилке в замершей руке шпротина. Подсел наш гость на трофейные шпроты родом из Португалии. Я вот в них ничего не нахожу. Из всего трофейного мне только пиво «Баварское» полюбилось. То, что делается в Белоруссии.

— Может и придётся взять, — пожимаю плечами и реагирую на осуждающий взгляд жены. — Что ты на меня так смотришь? Борька на земле был ранен, а не в воздухе. На моём ТБ им ничего не угрожает. Никто нас там не достанет и звено истребителей всегда охраняет.

Шура молчит, но так, упрямо молчит. Так умеют делать только женщины и кошки. Довольный Борька снова принимается за котлету. Потом начинает весело подъелдыкивать друга.

— Ты опять все шпроты сожрал в одну харю⁈ — «поражается» Борька, хотя все остальные и он, в том числе, только изредка их пробуют, как некую экзотику. Наши люди почему-то рыбные консервы в любом виде не уважают. Однако Яков почему-то воспринимает претензию всерьёз. Или так натурально играет, кто их разберёт. Шура точно верит и тут же заступается.

— Если тебе надо, ещё открою…

— Не надо, — отмахивается Борис, чем сразу себя выдаёт. — Я из принципа.

— Если из принципа, то только ради Яшки и ставим эту ерунду на стол, — присоединяюсь к защите гостя.

Борька смотрит «осуждающе», хоть бы ты, пап, подыграл. А я и подыграл, обозвав заморский деликатес ерундой, — тоже отвечаю взглядом. Э-э-х! Как хорошо дома-то!

После чаепития недолго сидим в гостиной.

— Ты в университет-то готовишься? — нацеливаю Бориса в МГУ, а потом неплохо бы ему в Белорусском обосноваться. Глядишь, со временем и ректором станет. А что? Тоже генеральская должность.

— Понемногу, — отвечает сын.

— Он на приличном уровне математику и физику знает, — комментирует Яков. — Не без пробелов, но мы их заполняем. А что, Дмитрий Григорич, думаете, к сентябрю будущего года нам тут делать будет нечего?

— К будущему сентябрю нам даже с Японией будет нечего делать, — решаю, что имею право на небольшой прогноз. — Скоро мы уничтожим все немецкие войска, которые вторглись в страну.

— Всех до одного? — восторгается Адочка, что уже расставляет на доске шашечки.

— Небольшая часть может вырваться, — пренебрежительно хмыкаю. — Но пока будут зализывать раны… я даже сам не знаю, что бы делал на месте Гитлера. Сдаваться он точно не станет.

Затем парни уходят в свою комнату. Борька великодушно предоставил свою кровать Якову, а сам устроился на тахте. Пусть Яшка чувствует себя, как дома, — заявил он нам, — а я даже на полу у себя дома.

Они уходят, а я спустя четверть часа проигрываю дочке в её любимые уголки. Почти не напрягаясь, проигрываю. Растёт Ада в мастерстве игры. Мой-то разум по инерции продолжает крутить фронтовые дела.

Как только Рокоссовский захватит Львовский треугольник, расширяться ему можно будет. Но немного. По большей части ему предстоит обжиться, закрепиться, обкатать оккупационную политику. А далее следует устроить прилегающим районам, вплоть до Румынии, воздушный террор. Такого уровня, чтобы за каждый эшелон, дошедший до адресата, немецкое командование орден давало. Арсеньевич внутри меня, или я сам внутренне, мстительно хихикает. Мы переведём врагов в режим массового героизма, как им удалось сделать это с нами во времени или мире Арсеньевича. Затем посмотрим, как долго они выдержат под постоянными изматывающими душу бомбёжками и потоком нерадостных новостей с фронта. Мы вобьём их в каменный век.

Румыны и прочие чехи сломаются быстро, Германия начнёт терять сателлитов и стремительно слабеть. Тот же Плоешти даёт тридцать процентов горючего вермахту. Прага — тридцать процентов разных вооружений. Мы не просто лишим Германию тридцати процентов во всех местах, мы заберём их себе.

— Папа, ты опять проиграл! — радостно объявляет Адочка.

— Да как ты смеешь, негодница? — громко «возмущаюсь». — Я же маршал! Мне сам Гитлер проигрывает!

Потом хватаю восторженно визжащую дочку и начинаю мять и щекотать.

18 ноября, вторник, время 06:45

Восточная окраина Львова.

Подъехавшая к въездному посту вроде бы немецкая, судя по форме, опознавательным знакам и виду машин, танковая рота при поддержке пехоты неожиданно для заставы начинает их разоружать и сбивать в кучу.

— Шнелля! Шнелля! — бодро покрикивает гауптман-танкист.

Из приблизившихся по сигналу гауптмана грузвиков высыпают солдаты в советской форме, меняют состав заставы на противоположный. Танковая колонна с солдатами в форме вермахта на бортах въезжает в предместье. За несколько километров от поста показывается огромная колонна техники, накатывающаяся на город (9-ый мехкорпус). Захват Львова начался именно перед рассветом, именно с восточной стороны, где ещё вчера никаких советских войск не было.

Войска, взявшие Львов в полуокружение, тоже начинают осторожное, но неумолимое движение. Украинский фронт не просто берёт город за горло, но и втыкает пику в спину. Как немецкий транспортный узел и опорный пункт Львов прекращает своё существование.

Интенсивная стрельба начинается только через полчаса и быстро стихает после выстрелов из танковых орудий.

Ещё через час в город входят подразделения