Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старшина Будько выделил ему обмундирование. Винтовку и сапоги Иван Викулов добыл себе сам и, туго подпоясанный красноармейским ремнём, уверенно шагал рядом с Матвеем Рябовым.
Огромное сражение, развернувшееся менее чем в трёхстах километрах, чувствовалось во всём. Высоко в небе прошла немецкая бомбардировочная эскадра («гешвадер»). Тройками плыли светло-серые «Юнкерсы-88» с массивными двигателями. Их сопровождали десятка два истребителей – скоростные «Мессершмитты».
– Сорок восемь бомберов, – подсчитал лейтенант Иван Викулов. – Каждый по две с половиной тонны авиабомб несёт. Вывалят нашим на головы, мало не покажется.
– Это новый вариант, – поправил его Николай Мальцев. – Три тонны каждый тащит, двигатели на полной мощности работают.
– Ничего, нарвутся на наши истребители! «Сталинские соколы» им покажут, – уверенно заявил Паша Шестаков. – Это фрицам не сорок первый год.
Гул тяжёлых моторов удалялся на юго-восток, а мимо, стуча на стыках, прошла дрезина с охраной. Едва она скрылась за поворотом, четверо сапёров добежали до полотна и быстро установили две мины нажимного действия.
Эшелон появился минут через восемь. Сапёры не успели достичь леса и укрылись среди спиленных деревьев метрах в ста от железнодорожной колеи. Мальцев с досадой сжимал кулаки – слишком близко! Если рванёт как следует, могут угодить под мелкие обломки и осколки. Да и охрана эшелона обочины под пулемётным прицелом держит, хотя укрытие у ребят неплохое.
Немцы старательно спиливают и вырубают деревья по сторонам насыпи, но за май и июнь вымахала густая молодая поросль. Фрицы и полицаи не успевают её вырубать, несмотря на то что каждый день пригоняют военнопленных и жителей из ближних деревень.
Эшелон шёл на малом ходу, постепенно набирая скорость. Сейчас должна рвануть первая мина. Однако она не сработала – что-то в спешке упустили. Дрезины с патрулями, вооружённые пулемётами, снуют постоянно. Позавчера опытный сапёр с помощником промедлили минуту-две, вынырнула на скорости дрезина и пулемётные очереди тяжело ранили обоих бойцов.
На помощь бросились партизаны из отряда Андрея Зинякова «Сталинцы» и тоже угодили под плотный огонь. Патруль перестреляли, захватили пулемёт, но операция не удалась, погибли шесть человек. А немцы, несмотря на подступившую ночь, прогнали через десятикилометровый участок местных жителей, заставляя их протыкать штырями щебень.
Утром надеялись, что крестьян отпустят. Но молодой офицер-эсэсовец отпустил только женщин, а мужиков и парней приказал полицаям расстрелять. Поднялся крик, полицаи мялись, глядя, как жёны со слезами рвутся к своим мужьям и детям, мальчишкам лет пятнадцати-шестнадцати.
– Пощадите их, господин офицер!
– За что они смерть заслужили?
Офицер вскинул автомат и пригрозил начальнику полицейского участка Борису Паскаеву:
– Наведи порядок и выполняй приказ, если рядом с ними лечь не хочешь.
Паскаев по прозвищу Пескарь кое-как построил подчинённых, но полицаи стреляли как попало, а обозлённый офицер передёрнул затвор автомата. Тогда Паскаев выхватил у пулемётчика «дегтярёв» и заорал:
– Кончайте заложников, фрицы не шутят!
И дал несколько очередей в обречённых людей. На пригорке возле насыпи остались двенадцать расстрелянных. Эсэсовец удовлетворённо кивнул и, протягивая Паскаеву сигарету, с усмешкой подтвердил:
– Фрицы не шутят. Трупы пусть пару дней на солнце полежат, пока не протухнут. А ты наведи в участке должную дисциплину. У твоих людей руки трясутся. От страха или пьют много?
– Наведу порядок, – пообещал Паскаев.
А ночью кто-то бросил гранату в его дом. Целились в окно, но «РГД» ударилась в стену и, отскочив, взорвалась в палисаднике, выломав кусок плетня.
Пескарь выскочил на крыльцо и выпустил в темноту семь пуль из «нагана». Небольшое сельцо Озерцы, затаившись, молчало. Постепенно собрались полицаи, беспокойно оглядываясь по сторонам.
– У меня ставни крепкие и «наган» всегда под рукой, – храбрился бывший комсомольский работник.
– Зато голова дурная, – плакала молодая сожительница, ходившая на последних месяцах беременности. – Сегодня промахнулись, а завтра прямо на улице прибьют.
А возле насыпи лежали двенадцать расстрелянных заложников. Неподалёку ждали, пока пройдут двое суток, родственники с повозками. О покушении на Пескаря уже знали:
– Ничего, дождётся своей пули, гад!
Первая мина, заложенная группой лейтенанта Мальцева, не сработала. Зато раскатисто ахнул под тяжестью дизельного локомотива второй заряд, накренив его набок. Колёса, кромсая шпалы, увязли в щебёнке. Из лопнувшей цистерны вытекала солярка, но не загоралась.
Зенитная платформа тоже сошла с рельсов. Расторопный расчёт, несмотря на сильный удар, вёл беглый огонь из 37-миллиметровой автоматической пушки – второе орудие сорвало с креплений.
– Афоня, – крикнул пулемётчику Рымзину лейтенант Мальцев. – Бей зажигательными!
Открыли огонь остальные бойцы, но солярка растекалась по щебню, шпалам, упрямо не желая гореть. Осколочный снаряд подбросил партизана, ещё один врезался в ствол сосны, выбив сноп щепок.
– Лёшку снарядом убило… руки напрочь!
Молодой партизан, уткнувшись лицом в траву, посылал, не целясь, пулю за пулей, пока не заело затвор. Затем начал отползать назад. Паша Шестаков поймал его за шиворот:
– Куда уползаешь? А ну, открывай огонь!
– Затвор заело…
– Я тебе по башке сейчас заеду!
Помог устранить неисправность и нашарил в подсумке обойму с бронебойно-зажигательными патронами.
Его опередил Афанасий Рымзин. Обозлённый, с разорванным осколком ухом, он, матерясь, всадил трассирующую очередь в цистерну локомотива. По разлитой солярке побежали язычки пламени. Добивая диск, Афоня отчаянно матерился:
– Без пальцев оставили, теперь ухо порвали, мля! Я вас, говнюков…
Снаряд 37-миллиметровой пушки взорвался в нескольких шагах. Осколок врезался в казённик «дегтярёва» и выбил пулемёт из рук. Но это уже не имело значения. Вспыхнуло нагретое топливо в механизме дизеля, выплеснулся скрученный язык пламени, догоняя машиниста, спрыгнувшего вниз.
Горели шпалы, облитые соляркой, огонь подбирался к зенитной платформе и нескольким вагонам с другой стороны от локомотива. Они врезались в остановившийся локомотив и громоздились друг на друга. Проламывая тяжёлыми колёсами борта и крыши, давили охранников.
В головных вагонах находился второстепенный хозяйственный груз, который в случае подрыва эшелона ослабил бы удар и дал возможность спасти солдат и офицеров в пассажирских вагонах, а также технику и боеприпасы. Нагромождение головных вагонов уже охватывал огонь.
Ломаные сухие доски, хоть и пропитанные огнеупорным составом, разгорались быстро. Вспыхнуло содержимое: брезент, запасная военная форма, обувь и прочее хозяйственное барахло. Огонь добрался до зенитной платформы.